Курган 1858 г. на Павловском мысу
Среди памятников культуры Боспорского царства одним из самых известных является курган, раскопанный на Павловском мысе в 1858 г. и получивший название Второго Павловского. Этот мыс расположен к югу от Керчи. Расположенные на нем курганы стали привлекать любителей древностей еще в XVIII в. Археологическое изучение этого места началось в середине следующего столетия и привело к ряду очень важных находок. Особенно замечательные открытия были сделаны в так называемом Втором Павловском кургане.
После завершения Крымской войны, когда российские археологи вернулись в Керчь, директор Керченского музея древностей А. Е. Люценко решил осмотреть археологические памятники, расположенные в окрестностях города, и оценить степень их разрушения, случившегося за время владычества оккупантов. В апреле 1858 г. на Павловском мысе он обратил внимание на самый большой курган (первоначально имел высоту - 13 м, диаметр – 64 м), на котором французы устроили боевую позицию, при этом они ненароком обнажили там часть каменной подпорной стены, удерживавшей курганную насыпь. Стена была сложена из хорошо отесанных каменных блоков, некоторые из которых были отделаны рустом. Все свидетельствовало о том, что курган скрывает крупную гробницу.
В поисках гробницы А. Е. Люценко начал раскопки. Выяснилось, что курган был насыпан над скальным выступом. При снятии насыпи были неоднократно обнаружены обломки различных керамических сосудов: остродонных амфор, простой столовой, чернолаковой и краснофигурной посуды. Вполне очевидно, что на кургане была совершена тризна, а вероятнее всего, не одна. В кургане было обнаружено три погребения, главным из которых, было второе. Гробница № 2 находилась в центре кургана. Она представляла собой плитовую могилу довольно крупных размеров 4,27 × 2,13 м. Стенки могилы перекрывали пять крупных плит. К несчастью, несколько из них провалились внутрь, когда рабочие пытались открыть гробницу. Из-за этого сильно пострадал находившийся внутри саркофаг и другие предметы.
Тем не менее, выяснилось, что в великолепно украшенном деревянном саркофаге было уложено тело молодой миниатюрной женщины. Гроб был накрыт тонкой шерстяной тканью, сохранившей часть вышивки. Голова покойной была уложена на подушку, набитую деревянными стружками. Ноги были обернуты тканью, на которой представлено вышитое изображение всадника, возможно, амазонки; около каждой ступни лежало, как сказано в отчете А. Е. Люценко, по губке. Поблизости находились также миниатюрные кожаные сапожки с узкими носами и высокими голенищами. По верхнему краю голенища они орнаментированы двумя рядами точек. Эти предметы, к сожалению, специально не изучались; не опубликовано даже их фотографий. По мнению Ю. А. Виноградова сапожки являются самыми древними образцами античной обуви, во всяком случае на Боспоре.
Вне саркофага, в области ног были обнаружены два керамических сосуда: чернолаковая ойнохоя и фигурный сосуд, представляющий танцующего варвара. В ногах погребенной, а также в других частях гробницы были обнаружены алабастры, как целые, так и фрагментированные. По информации А. Е. Люценко, пять таких сосудов находились в саркофаге и восемь вне его; около саркофага к тому же был найден еще один, девятый, стеклянный («финикийский») сосуд подобного типа.
Часть драгоценных предметов, обнаруженных на теле погребенной и рядом с ним, изображена на рисунках К. Р. Бегичева, сделанных вскоре после раскопок. Голова женщины была украшена золотой стленгидой, имитирующей женскую прическу. У головы погребенной была обнаружена также пара золотых подвесок, каждая из которых изображает крылатую женскую фигуру; в области шеи — золотое ожерелье с подвесками в виде буковых орешков. Слева находились деревянная корзинка и расписная деревянная шкатулка, а возле левой руки — бронзовое зеркало. Пальцы левой руки были украшены тремя золотыми перстнями. Около правой руки погребенной женщины была поставлена великолепная краснофигурная ваза — пелика, на лицевой стороне которой изображены элевсинские божества.
Не вполне ясна датировка этого комплекса, хотя почти все исследователи относят его ко второй половине IV в. до н. э. Четырнадцать фасосских клейм, как показал А. М. Бутягин, позволяют считать, что тризна на кургане была совершена в начале 350-х гг. до н. э. А это означает, что и главную гробницу следует датировать тем же самым временем. В принципе, этому никак не противоречат происходящие из нее керамические материалы — краснофигурная пелика, изготовленная в 360–350 гг. до н. э., и чернолаковая ойнохоя, которую можно датировать последними десятилетиями V в. до н. э. 
Немало споров вызывала интерпретация погребения. Открытие 1858 г. на Павловском мысу сразу привлекло внимание ученого мира. Директор Императорского Эрмитажа Ф.А. Жиль, оценив богатство сделанных находок, сделал следующий вывод:
«Все заставляет думать, что это погребение было местом захоронения девушки, возможно, царского происхождения»
После него никто из исследователей не решался на столь ответственное заключение, хотя принадлежность погребенной к самому высокому слою боспорской аристократии ни у кого не вызывала и не вызывает сомнения. Несколько неожиданной в этом отношении представляется точка зрения М. И. Артамонова, поставившего Павловский курган в ряд скифских памятников Керченского полуострова. Ее можно признать несколько курьезной, поскольку никаких варварских черт ни в обряде захоронения, ни в составе погребального инвентаря здесь усмотреть невозможно.
Женщина, погребенная в Павловском кургане, судя по некоторым находкам, исполняла жреческие обязанности. Наиболее показательны здесь головные украшения — золотая стленгида и золотые височные подвески в виде фигурок Ник. Три перстня тоже несомненно были сакрализованными предметами, в особенности это относится к перстню, который с одной стороны украшен изображениями двух варваров, исполняющих танец окласма, а с другой — изображением дракона, плывущего в окружении рыб. К этой же категории следует относить и золотое ожерелье. Зеркало является вполне бытовым предметом, но, по представлениям древних народов (и не только их одних), его значение в ритуально-магической практике было очень большим.
Среди находок представлены также фрагмент бронзового медицинского инструмента, который относится к типу «зондов-лопаток». Второй предмет в отчете о раскопках был определен как «грецкая губка». Специальное изучение этого предмета показало, что к губкам он не имеет никакого отношения, а является плодовым телом трутовика Trametes Sp. Подобные древесные наросты используются в медицинских целях и в наше время. Как видим, есть основания считать, что эта боспорская жрица занималась врачеванием. В этом, в принципе, нет ничего удивительного, поскольку медицина в древности была тесным образом связана с религией.
