В Северное Причерноморье ислам проник довольно поздно, привнесенный сельджуками в ходе воинской экспансии в 20-е годы XIII века. Исламо-христианские взаимовлияния в городской культуре и ремесле, начиная с XIV века, отражая картину взаимного общения, имеют свою специфику. Их проявление свидетельствует о сложной системе сосуществования представителей множества культур и конфессий на территории Восточного Крыма в средневековье.
Примером такого сосуществования является, обнаруженное в Солхате каменное надгробие – кенотаф XIV в. местной работы, предназначенное, вероятно, для несторианина-сирийца. Арабская надпись надгробия, а арабский язык, как известно, входит в сирийскую среду уже в VIII–IX вв., когда начинается процесс взаимодействия сирийской и арабской письменных культур) гласит:
«Кто скромен с людьми, того Аллах возвысит! Кто оставляет после себя в наследие знание, не умирает!».
Утверждать, что кенотаф принадлежал несторианину, было бы, скорее всего, неверно, учитывая то, что в надписи присутствует риторическое обращение к Пророку. Но на одном из торцов надгробия высечено изображение креста, а на противоположном торце – изображение исламской лампы. Близкий по конфигурации крест можно видеть на торце несторианского надгробия эпохи Юань (1277–1367) из Центральной Азии в собрании музея Гимэ, где несторианская традиция восходит к кераитам домонгольского времени.
Свет лампы на надгробии из Солхата – это символ Бога в контексте исламской доктрины. Доказывает это 24 сура Корана, которая так и называется – «Свет». Для нас важен стих 35:
«Аллах – свет небес и земли. Его свет – точно ниша; в ней светильник; светильник в стекле; стекло – точно жемчужная звезда. Зажигается он от дерева благословенного – маслины <…>. Масло ее готово воспламениться, хотя бы его и не коснулся огонь. Свет на свете! Ведет Аллах к Своему свету, кого пожелает, и приводит Аллах притчи для людей. Аллах сведущ о всякой вещи!» (Коран. 24: 35).
И крест, и лампа на надгробии изображены равновелико и обрамлены венками, придающими композициям торжественный геральдический характер. То обстоятельство, что христианский символ «уравновешивает» лампа, а не минарет, как обычная антитеза в мусульманской традиции, подчеркивает то, что заказчик не желал придать смысл агрессии или наступления на христианскую атрибутику.
Что же символизирует крест? Возможно, ответ дает текст реверса золотой монеты 1251 года из крестоносной Акры. Здесь, помимо арабов мусульман, жили и арабы христиане. Так, арабская надпись монеты гласит:
«Мы гордимся крестом Господа нашего Иисуса, Мессии. В нем наше спасение, наша жизнь и наше воскрешение, в Нем наша безопасность и искупление грехов».
Равноконечный крест на динарах и дирхемах Акры, отвоеванной крестоносцами в 1191 году, должен был сделать новые выпуски легко отличимыми от традиционных дирхемов мусульманского Дамаска. По наблюдениям нумизматов, чеканка христианских подражаний дирхемам была прекращены, возможно, в 1253 году, но золотые монеты чеканились еще до 1258 года.
Как следует из надписи, солхатский кенотаф создан для «человека знания». Надгробие городского интеллигента – памятник уникальный. В нем нашло отражение признание некой внутренней близости людей разных религиозных убеждений, место встречи которых в повседневном быту ограничивалось городской улицей или рынком. Но символы, высеченные на торцах кенотафа и объединенные «примиряющей» надписью с комплементарной отсылкой к Пророку, не следует считать проявлением культурного синкретизма. Речь скорее могла бы идти о признании отношения человека, в честь которого памятник был создан, к обеим общинам – мусульманской и христианской.
Анализируя тему религиозного баланса в том варианте, как он нашел свое проявление в декоре солхатского кенотафа с изображениями лампы и креста, можно усомниться в обывательском мнении о глубине взаимного отторжения ислама и христианства на уровне личности. История знает, хоть и немногочисленные, но другие яркие примеры, так в 1348 году в зачумленном Дамаске Ибн Баттута наблюдал «коллективную молитву мусульман, евреев и христиан о ниспослании Господом спасения их жизней».
Солхатский памятник, не свидетельствуя о смешении религиозных практик, дает редкое представление о признанных городским обществом двойственной самоидентификации «владельца» надгробия и возможности соотнесения себя с разными религиозными общинами. Для мультикультурной среды средневековых городов Восточного Крыма тема сосуществования религиозных общин значима и требует внимания.
История общих корней иудаизма, христианства и ислама в реальной жизни все-таки не часто находила прежде и находит в наше время адекватное восприятие. Существовали, разумеется, и общие изобразительные мотивы, например, в изображении шестилучевой звезды. Эту фигуру, сложившуюся и традиционно используемую в круге памятников иудаики, в Солхате можно видеть в декоре реверса серебряных монет хана Тула-Буги (1287–1291), каменной резьбе как мусульманских, так и армянских надгробий.
Культурный облик Солхата определяли три главных условия. Во-первых, этническая неоднородность населения, где наряду с тюрками и отюреченными монголами проживали армяне. В городе также проживали византийцы, очевидно, греки, славяне, аланы, латиняне и евреи (иудеи и караимы). Второе условие связано с исповедальной переплетенностью всех без исключения религиозных общин, включая исламскую. Третье условие определила открытость культуры этно-религиозных общин широкому спектру инноваций, как со стороны исламского мира, так и христианского Востока, Византии и Латинской Романии.
XIV век отражает модель «перекрестка культур» в той, или иной мере характерную для всего средневекового Крыма. Ислам в этот период для Восточного Крыма так и не стал «государственной религией», способной подчинить иноверные конфессии. Солхатское надгробие с символами мусульманской и христианской религий, несмотря на свою уникальность, свидетельствует об определенном уровне толерантности населения Крыма в золотоордынский период.
