Стоянка Чокурча 1

Известный мустьерский пещерный памятник Чокурча находится на северо-восточной окраине г. Симферополя, на левом берегу р. Малый Салгир в обрыве нуммулитового известняка. Имея вид полости шириной 7, длиной 4.5-5 м и высо­той (до раскопок) 1.75 м, он отнесен к скальным навесам. Однако в погребенном состоянии боковые стенки навеса продолжались к северу и, сильно нависая, сбли­жались, образуя вход в замкнутый зал. Затем они превращались в обширный навес, как и потолок пещеры, обва­лившийся в древности.

Почти вся полевая документация Чокурчи, по-видимому, безвозвратно утрачена. Еще после рас­копок 1933 года, досадуя, что прекрасные крымские стоянки известны лишь по предварительным пуб­ликациям, Н.Л. Эрнст писал о необходимости пе­рейти к основательным исчерпывающим моногра­фиям. Собранные им в связи с этим материалы по Чокурче, бы­ли изъяты при аресте. Обращение в органы внут­ренних дел, организованное от Института архео­логии АН СССР в середине 1970-х годов, благодаря заинтересованному отношению Б.А. Рыбакова, не привело к их обнаружению. Основная публикация Н.Л. Эрнста подытожи­вает работы до 1930 года, а раскопки продолжались в 1933, 1936 и 1940 годах.

Исследование пещеры началось с тыльной ча­сти, а затем перешло на предпещерную площадку и склон. На склоне раскопки не были до­ведены до скального основания. Разведочным шурфом С.Н. Забнина в 1927 году вскрыты три чет­вертичных слоя, разделенные туфообразными прослойками. Коллекционные материалы описа­ны по слоям. В последующем четвертичные слои получили сверху вниз номера II-V. Под навесом слои II-IV, включавшие культурные остатки, состояли из однородного желтого суг­линка со щебнем, слой V - из щебня. Севернее до­ля щебня в слоях увеличилась, туфообразные про­слойки исчезли и границы слоев устанавливались приблизительно.

Раскопки 1928-1936 годов велись послойно-квад­ратным методом с разборкой культурных остат­ков на участках от одного до нескольких квадрат­ных метров. Находки фиксировались по квадра­там, слоям и горизонтам. Глубины измерялись по нивелиру от нулевой горизонтали. Велся дневник, составлялась полевая опись находок, зачерчива­лись планы и разрезы. По словам Н.Л. Эрнста, это делалось им самим.

Работы 1940 года имели незапланированный характер. Проводивший разведки в Крыму Б.И. Татаринов узнал, что на Чокурче в некоторых местах обнажался культурный слой. В связи с этим он вел на памятнике спасательные работы, небольшие разведочные раскопки, а также гото­вил некоторые участки к экспонированию. Неравномерно, но в целом предварительно опубликованы раскопки 1928-1931,1933 и 1936 годов Первые три года кратко, суммарно и без иллюстра­ций отражены в хронике археологических работ в Крыму. Отдельно и более подроб­но освещены раскопки 1928 и 1929 годов. Причем обнаруженная в 1929 году часть скоп­ления костей мамонта с максимальной полнотой описана и иллюстрирована в научно-популярных работах. Основная публикация, как отмечено, отразила исследования до 1930 года. Ход работ не разделен в ней по годам. Так же суммарно, но еще более сжа­то и в сопровождении тех же иллюстраций описа­ны раскопки до 1933 года. Не иллюст­рирована заметка о раскопках 1933 и 1936 годов.

Наиболее ранние следы пребывания людей в Чокурче обнаружены в нижней и средней частях слоя IV. Они охарактеризованы суммарно как очажные слои или интенсивные кострища, зале­гавшие то в виде пятен, то прослойками, переме­жавшимися со стерильными намытыми щебне­выми горизонтами. Судя по разрезам, внутри древней камеры пещеры культурные прослойки занимали главным образом участок к северу от линии кв. 8, 9. Здесь имелись многочис­ленные следы костров, состоявшие в основном из перегоревших размельченных костей и золы. Упоминание о том, что многие кострища распо­лагались в тазообразных углублениях, касается именно этого участка, хотя возможно, что перед древним входом в пещеру они тоже были, но не отмечены.

Ранние отложения были вскрыты и в шурфе Б.И. Татаринова на кв. 20-22, в пройден­ном до глубины 1.45 м от верха слоя IV. Охарак­теризован промежуток на глубине 0.3-1.25 м. Ис­ключая небольшой сбой в верхней части, расчист­ка и снятие материалов проведены по условным горизонтам толщиной 0.1 м. Культурные остатки: угли, обожженные косточ­ки, мелкие обломки костей и обработанный кре­мень встречались в разных соотношениях во всех горизонтах. В большинстве горизонтов они зале­гали плотно на значительной или всей площади шурфа. Три горизонта были окрашены в темно-коричневый цвет. С глубины 0.65 м зафиксирова­ны пять темных углистых прослоек по 1.5-2.0 см, три из них отмечены в горизонте VIII на глубине 0.65-0.75 м

В свете общей стратиграфии слоя IV отложения, вскрытые в шурфе, свидетельствуют о многократ­ном посещении данного участка человеком. Участок площадью около 2.5 м² вблизи шур­фа, к востоку, был вскрыт В.П. Чабаем. Опубли­кован план культурного горизонта IVЬ с концент­рацией кремневых изделий, обломков костей, ис­кусственной ямкой и очагом или кострищем. Анализ индустрии го­ризонтов IVЬ и I показал, что орудия состав­ляют в них от 44.2% до 66.6%.

Однако в шурфе Б.И. Татаринова соотношение изделий иное. Процент орудий по условным гори­зонтам варьирует от 0% до 7.4% (гор. VIII) и 18.2% (гор. XV). Без горизонта IV процент орудий в це­лом по шурфу 2.8%, а с учетом показателей по го­ризонтам IV, X и XII он мог составлять до 4—5%. В случайной выборке кремня IV слоя, представ­ленной всеми сборами Б.И. Татаринова, имеется 539 изделий, включая около 40 орудий, их облом­ков и предметов с ретушью, а также около 40 че­шуек. Возможно часть орудий утрачена. Процент наличных орудий выше, чем в шурфе (около 8, не считая чешуйки) и, возможно, стоит ближе к об­щему соотношению оряудий с прочими изделиями в горизонтах слоя IV. Сходные показатели полу­чены для симферопольской коллекции чокурчинского кремня, предположительно относимой к слою IV: 26 орудий из 341 экз. кремня, т.е. 7.6%. По-видимому, кремне­вые комплексы новых раскопок могут не отра­жать ситуации на более широкой площади куль­турных горизонтов.

В сборах 1940 года, состоящих в основном из серого кремня разных оттенков, по беглому про­смотру можно отметить крупный кусок с коркой и многочисленными снятиями, 6 нуклевидных ку­сков и около 30 массивных, в основном неболь­ших сколов. Изделия в подавляющем большинстве мелкие, нередко с коркой (около 100 экз.).

Результаты раскопок свидетельствуют о том, что источники кремня хотя и имелись в районе обитания, включавшем пещеру, но не находились в непосредственной близости от нее. Наличие изделий из сырья разного происхождения указывает на хорошее знакомство людей с ресурсами окрестностей пещеры на протяжении всего периода ее использования. Таким образом в разное время район пещеры был местом их длительного пребывания.

На месте раскопок следы первоначального обитания располагались под навесом, простиравшимся к северу и северо-западу от древнего входа в пещеру. Их хорошую сохранность Н.Л. Эрнст объяснял обвалом навеса. Однако многие культурные горизонты отложились задолго до этого обвала. Поэтому вероятно большую роль сыграла кратковременность посещений пещеры, не приводившая к серьезным повреждениям поверхности. Кроме того, на отдельных участках слоя IV фиксируются четкие следы посещений, которые возникли после того, как обвал покрыл мощную очажную прослойку с костями мамонта поверх нее. Сведения о слоях III и II относятся к раскопкам 1927-29 годов, т.е. пространственно ограничены древним контуром пещеры и небольшим участком у входа

Обвалы навеса над слоем IV занимали уровни, соответствующие этим сло­ям. Возможно, какие-то культурные остатки сло­ев III и II встречались у краев завала, но были не­достаточно четкими и не были упомянуты. Куль­турные остатки верхних слоев находились в рассеянном состоянии. Следы костров наблюда­лись в них спорадически и в основном были связа­ны с участком слоя III перед древним входом в пе­щеру. Этот слой имел более темную окраску, чем слой II. Под со­временным навесом кострища не обнаружены ни в одном четвертичном слое.

Судя по разрезам, после обру­шения древнего навеса к концу формирования слоя IV, известняковый обрыв с камерой пещеры длительное время находился в относительно ста­бильном состоянии. Благодаря этому в период от­ложения верхних культурных горизонтов слоя IV и слоев III и II удобство пребывания в пещере обеспечивалось замкнутым пространством. С ру­бежа голоцена разрушение скальной стены уси­лилось: обрушилась кровля передней части поло­сти, превратив ее в навес, который отступил в по­следующее время до нынешнего положения.

Определения фауны даны по слоям только для шурфа С.И. Забнина, их нельзя экстраполиро­вать. По заключению Н.Л. Эрнста, во всех слоях встречались сайга, лошадь, бык, гигантский и, возможно, благородный олень, мамонт, пещер­ный медведь, пещерная гиена, лисица и более мелкие виды. Кости мамонта в подавляющей час­ти приурочены к слою IV, гиены - к слою II.

Благодаря наличию сведений о приблизитель­ном количестве каменных орудий, найденных до 1929 года, в 1929 году и до 1930 года, можно отметить, что 1927 год дал около 20, 1927 и 1928 годы - около 250, то же 1929 год, а 1930 год - около 500 орудий. Орудия, найденные в 1930 году, происходят из слоя IV, так как в раскопе имелся только этот слой. Около по­ловины орудий, собранных в предшествующие годы, также могло принадлежать слою IV: таково было соотношение орудий в шурфе С.И. Забнина, а далее от навеса слой IV приобретал все боль­шую мощность. В 1930 году орудия получены с пло­щади 18 м², поэтому можно полагать, что близкое их количество могло быть собрано в 1933 году.

Н.Л. Эрнст указывал на присутствие в слоях II и III почти исключительно орудий. Однако это скорее относительная ха­рактеристика данных слоев по сравнению со сло­ем IV, где отходов производства было больше. В шурфе С.И. Забнина преобладание отщепов и осколков над орудиями в слоях II и III было даже более значительным (соответственно 35-5 и 16-4), чем в слое IV (24-27 против 10-13).

Среди культурных наслоений Чокурчи выде­ляется горизонт, залегающий в верхней части слоя IV вне древнего входа в пещеру. Впервые он был отмечен в расчистке на кв. 16—18е вдоль края глыб обвала под костями мамонта. По описанию на этом участке верхний гори­зонт (а к северу от камней обвала, как упоми­налось, были и более высокие горизонты слоя IV) состоял из чрезвычайно интенсивных очажных отложений, содержавших очень много горелых остатков костей, золы, древесного угля, а также множество осколков кремня и довольно много кремневых орудий. Этот очажный горизонт имел темно-бурый цвет и был значительно темнее остальных нижележащих горизонтов этого 4-го слоя и тем более слоев 2-го и 3-го, констатировано присутствие костей лошади, быка, сайги, благо­родного оленя, медведя, мелких хищников и др. Толщина горизонта равня­лась 7-15 см. Те же особен­ности отмечены на раскопе 1930 года.

В раскопках 1933 года верхний горизонт был более выражен в полосах кв. б, в. Слой угля, золы, костей, кремня мощностью 5-20 см имел там почти черный цвет. Особой интенсивности культурный горизонт достигал на кв. 16-196, в. На кв. 14, 156, в он ясно расчленялся на несколько прослоек. К северу мощность его сохранялась, но окраска становилась светлее, и на кв. 24—306, в он постепенно исчезал, видимо, вследствие размыва­ния. В полосах кв. ж, з верхний горизонт был менее развит и на линиях 21-26 также исчезал. Залегание его в целом было горизонтальным, местами с не­которыми понижениями. Таким образом, в массиве раскопок 1929-1933 годов участок верхнего горизонта, максимально насы­щенный продуктами горения, находился, в гру­бом определении, на кв. 16-19, б-е.

На раскопе 1936 года в верхнем горизонте следы примеси золы в желтом суглинке также усилива­лись к южной стороне и исчезали к северу. На кв. 22, 23 - В, Г; 22Д наблюдались более интен­сивные кострищные пятна, уходившие в южную стенку раскопа. Однако верхний горизонт лишь затрагивался в раскопе 1936 года, поскольку было оставлено на месте скопление костей мамонта, залегавшее поверх него. Часть раскопа была повторно вскрыта в 1940 году.

Поверх “очажного” горизонта на большом пространстве залегало скопление крупных кос­тей мамонта. В отдельных местах оно достигало 0.8 м. Цельность большей части костей (не учитывая воздействия человека до их захоронения) обусловлена, по-видимому, тем, что перед обрушением на кости каменных глыб прошло довольно длительное время, в течение которого промежутки между костями плотно заполнились рыхлыми отложениями. К тому же обрушились, должно быть, непосредственно нависавшие блоки, удар которых распределился по большой площади.

Масса костей залегала почти горизонтально, с небольшим уклоном к северу. Ее составляли анатомически разрозненные бивни, черепа, нижние челюсти, плоские кости и кости конечностей. Многочисленные зубы свидетельствуют о том, что верхних челюстей (черепов) и нижних челюстей первоначально было больше. Позвонков, ребер и костей стоп найдено относительно мало.

Подсчеты костей приведены в отчетах с большой неполнотой. Исключение составляет участок раскопок 1929 года на кв. 16—18е вдоль каменной глыбы, с которого началось исследование скопления. Всего здесь обнаружены 7 черепов (верхних челюстей с прилегающими частями свода), 3 нижних челюсти, 12 крупных частей бивней, 10 половин таза, 14 крупных костей конечностей и много фрагментов костей, а из мелких костей - лишь 2 шейных позвонка. Купольные части черепов и бивни сохранились плохо, остальные кости - лучше, что обычно для палеолитических памятников.

Кости конечностей оказались расколотыми поперек у суставов или вдоль, многие кости имели следы ударов и резания. С южной стороны на переднем плане на разных уровнях видны череп, нижняя челюсть и рядом с ней возможно еще одна. Череп перекрывает 5 сложенных друг на друга тазовых костей, из которых две верхние ориентированы одинаково. Поскольку на череп налегает бивень, в данном месте наблюдается 7 перекрываний одних костей другими. В середине участка сверху вплотную друг к другу лежат несколько костей конечностей, стоит торчком, видимо, лопатка, и составляют пирамидку три тазовых кости.

Кроме отмеченного черепа на иллюстрациях заметны еще три, залегающие также в верхнем ярусе. Второй расположен непосредственно за первым, открытая мозговая полость обращена вверх. Третий череп, лежавший на кв. 17е, на фотографиях виден слева от предполагаемой лопатки. Он и четвертый череп на кв. 18е имели перевернутое положение. На нижнем уровне в северной части раскопа зафиксированы несколько костей конечностей и четкая группа расположенных в определенном порядке 6-7 бивней. Концы трех бивней, ориентированные сходным образом, частично заходят за концы остальных 

Непосредственно к востоку от описанного участка костей мамонта было мало. В 1930 году скопление было вскрыто еще на площади 15 м2. За два года найдены кости не менее 20 мамонтов разного возраста, в основном молодых. Фрагментация части верхних костей в раскопе 1930 года по-видимому, связана с ударами камней обвала. На северном краю скопления за лежащими на поверхности бивнями плашмя или с вертикально стоящей подвздошной частью залегали тазовые кости. Между стоящими костями также в неустойчивом положении - на подбородочном выступе - помещалась нижняя челюсть. Вплотную к ней стояли 2-3 кости конечностей. На восточном краю этой группы костей заметна часть черепа в наклонном залегании, а к югу от нее кости перекрывала, видимо, еще одна тазовая кость, лежавшая горизонтально.

В средней части раскопа также обнаружилось значительное количество костей, залегавших в положении близком к горизонтальному, с двумя- тремя, а в некоторых случаях, возможно, и более перекрываниями. Здесь просматривается по меньшей мере 5-6 крупных костей конечностей, 7 тазовых костей, 8-10 бивней, 2 половины нижних челюстей (не считая костей заднего плана - южного конца раскопа). Два относительно целых бивня и крупный фрагмент у западной стенки проходят сквозь основную часть или всю толщу костей. Под пластинами раздавленной кости в центре находился череп. Сохранились челюстная часть черепа, налегающая передней стороной на кости основания скопления, и лицевая часть, опускавшаяся круто вниз.

На дальнем плане фотографий - южном краю раскопа - видны два бивня, вероятно, тазовая кость, проксимальная половина бедра и лопатка, лежащая сочленением к северо-востоку. У самого края кроме нижнего бивня заметна передняя часть перевернутого черепа без бивневых альвеол, торчащая из земли к югу. Еще один череп, местонахождение которого недостаточно ясно, залегал поверх нескольких массивных костей в запрокинутом назад положении, зубами вниз.

В целом скопление костей в раскопе 1930 года мало уступало по насыщенности траншее 1929 года. Заметно преобладают бивни, тазовые кости и кости конечностей. Не фиксируются плотные концентрации однородных костей. Положение черепов в слое костей и их пространственная ориентировка различны.

Чем было обусловлено появление такого количества костей? Н.Л. Эрнст указывал на одно­родность орудийного набора и фаунистических остатков в слоях. По-видимому, пещера заселялась представителя­ми одного и того же населения, ориентированно­го на добывание нескольких видов животных, отно­сительная роль каждого из которых менялась во времени. В период формирования почти всего слоя IV мамонт был в числе редкой добычи, и нет оснований полагать, что в финале охотничья стратегия населения резко изменилась, так как и в слоях III и II остатки мамонта редки. Более ве­роятно существование относительно краткого эпизода, в течение которого популяция мамонта в Крыму значительно выросла. Это увеличение могло быть связано с поселением стад мамонта в Крыму или с появлением животных в зимние се­зоны, чем и воспользовался человек.

Охоту на мамонта в Чокурче, согласно Н.Л. Эрнсту, подтверждают расчлененность скелетов, вы­дергивание бивней, вскрытие черепов и раскалывание трубчатых костей для извлечения мозга, наличие на костях порезов, зарубок, царапин и, судя по ком­плексу костей, отбор частей туши, приносимых на поселение. Охотничье происхождение костей подкрепляется также использованием их в кострах, в связи с чем они должны были обладать достаточ­ной свежестью, и присутствием остатков очень мо­лодых особей.

Наличие костей от громоздких частей туши свидетельствует о непосредственной близости мест охоты. Возможно, поэтому не вынимались бивни, которые могли служить для захвата при транспортировке голов. Тем более не было смыс­ла отбивать нижние части ног. Мелкие кости мог­ли сжигаться в кострах, что все же едва ли приве­ло бы к столь полному отсутствию их среди круп­ных костей. Кажется неправдоподобным также объяснение последнего обстоятельства строгим отбором костей, попадавших в скопления. Но при любой степени отбора мелкие кости в заметном количестве должны присутствовать на окраинах обитаемого пространства, мало затронутого рас­копками. Не исключено, впрочем, что именно там и происходило расчленение конечностей, и там же оставались мелкие кости, создавая види­мость отбора этой категории костей.

Вместе с тем не следует игнорировать и возможность сбора костей на местах гибели живот­ных. Наиболее полное допущение этого, каза­лось бы, как раз и дает естественное объяснение особенностей состава костей в скоплениях: по­звонки, ребра, кости стоп могли просто оставлять за ненадобностью на месте, не доставляя к пеще­ре. Однако по имеющимся материалам достаточ­но определенно поступление костей с охотничьей добычей, и если имел место также и сбор костей, то это должно было выразиться в соответствую­щем уменьшении доли мелких костей. Возмож­ность проверки такого варианта отсутствует.

Н.Л. Эрнст считал пласт костей мамонта кухонными отбросами, которые скапливались перед древним вхо­дом в пещеру, где разводили костры, готовили и потребляли пищу, изготавливали орудия. Возражая против отнесения нагро­мождений костей к запасам топлива, он указывал на необугленность почти всех костей и присутст­вие среди них множества бивней.

По каким-то причинам: вследствие обращен­ности древнего входа к северу, задымляемости невысокой замкнутой полости, наличия в районе обитания более удобных убежищ и т.п. пещера использовалась для относительно кратковремен­ного пребывания. В ней, видимо, отсутствовали выразительные следы, соответствующие верхне­му культурному горизонту перед входом. Они не отмечены ни письменно, ни графически. В связи с этим неубедительно представление, по которому кости служили заслоном у входа в пещерное жи­лище, тем более, что форма скопления не напо­минает ограждение и кости на 3 м отстоят от вхо­да.

По другому мнению, перед входом находилось долговременное жилище, подобное молодовским. Выясненные размеры и компактность цен­трального скопления костей мамонта действи­тельно сопоставимы с габаритами достаточно крупного палеолитического жилища. Мощность скопления даже значительно больше, чем у ос­татков молодовских сооружений. В некоторых местах скопления, как отмечено, наблюдаются признаки подбора и целенаправленной укладки одинаковых костей - тазовых, бивней, и установ­ки костей в наклонном и вертикальном положе­нии (группа из нижней челюсти, тазовых и труб­чатых костей; пирамидка из трех тазовых костей, лопатка). Возможно, неслучайно и залегание в перевернутом положении трех черепов в тран­шее 1929 года. Однако не удается усмотреть элемен­тов общей упорядоченности в строении средней и краевых частей скопления. К тому же спокойное залегание верхнего культурного горизонта под южной частью скопления нарушает ложбинка, прослеженная и западнее. Едва ли жи­лое сооружение могло бы включать ее. И, нако­нец, нельзя упускать из вида, что данный участок находился под навесом, в связи с чем необходи­мость сооружать такое же жилище, как на откры­том месте, могла отсутствовать.

Верхний культурный горизонт слоя IV ввиду его распространенности, мощности, локальной изменчивости и огромного количества остатков, вероятнее всего, образовался в итоге нескольких близких по времени наиболее длительных обита­ний. Для необходимого при этом жилого обуст­ройства могли использоваться кости мамонта. Но нет оснований утверждать, что к ним могут быть отнесены все или большая часть отобранно­го комплекса костей.

В среднем палеолите Кры­ма, должно быть, отсутствовали традиции приме­нения костей мамонта в строительстве, подобные имевшимся на Днестре и Пруте, поэтому предполагаемые сооружения с использованием этого достаточно случайного удобного материала могли иметь меньшие разме­ры, более примитивный облик, чем молодовские, и конструктивно должны были сообразовывать­ся со своим положением под скальным навесом. Очередные кости, попадавшие с охотничьей до­бычей, могли нагромождаться вплотную к укры­тиям, маскируя их план.

Возможности исследований в Чокурче далеко не исчерпаны. Думается, что продолжение раско­пок не только внесет много новой информации о памятнике, но и поможет ответить на вопросы о роли охоты и сборов в накоплении костей мамон­та и о наличии или отсутствии жилых сооруже­ний.