Профессор Ф.А. Браун, неоднократно избиравшийся деканом историко-филологического факультета Петербургского университета, а в 1906–1908 годах являвшийся проректором университета, вошел в отечественную и мировую историю науки, как выдающийся археолог и филолог. Его научные труды были связаны с областями германистики, скандинавистики, археологии и университетской деятельности.
Федор Александрович Браун (по метрическому свидетельству – Фридрих-Агафон-Марий) родился 20 июля 1862 года в Петербурге в семье врача Мариинской больницы для бедных Александра-Вильгельма Брауна и его жены Доротеи-Юлии, урожденной Штейн. Их предки происходили из небольшого городка Рюдесхайм на правом берегу Рейна, расположенного в 30 километрах от Майнца.
Среднее образование мальчик получил в Первой Санкт-Петербургской гимназии, располагавшейся недалеко от их дома, так как семья петербургских немцев жила на Кабинетной улице. В 1881 году Федор Браун окончил гимназию с золотой медалью и поступил на историко-филологический факультет Санкт-Петербургского университета. В университете он занимался санскритом и сравнительным языкознанием у профессора И.П. Минаева, а также славянской филологией у профессора И.В. Ягича.
Но его главным учителем стал Александр Николаевич Веселовский – основоположник знаменитой филологической школы. Под руководством Веселовского Ф.А. Браун изучал романо-германскую филологию и литературу. Написанное в конце учебы Брауном студенческое сочинение об англосаксонской поэме «Беовульф» было удостоено золотой медали. В 1885 году он окончил университет с дипломом кандидата, получив по всем предметам, кроме философии, отличные оценки. По рекомендации Веселовского его оставили при кафедре для подготовки к магистерским экзаменам и профессорской деятельности.
Важной частью такой подготовки в то время считались заграничные командировки, дающие возможность аспирантам продолжить обучение в лучших европейских университетах. Получив осенью 1885 года оплачиваемую командировку на два года от Петербургского университета, Ф.А. Браун отправился за границу. Он посетил Германию, Швейцарию, Францию и Англию и больше всего времени провел во Фрейбургском университете, занимаясь у лингвистов Карла Бругмана и Германа Пауля. Уже тогда стала определяться его специализация как германиста, причем особо его привлекали вопросы не строго лингвистические, а общий круг проблем, касавшихся древностей в широком понимании этого слова.
По возвращении из-за границы Браун сдал магистерские экзамены и был допущен в 1888 году к чтению лекций в качестве приват-доцента по кафедре истории западноевропейских литератур. Темами его пробных лекций, прослушанных профессорами факультета, были: «Хронология исторических наслоений в саге о Нибелунгах» и «Вопрос о родственных отношениях индоевропейских языков между собой и о положении между ними германских наречий». Одновременно он был назначен преподавателем немецкого языка, так как освободилась эта вакансия.
В 1890-е годы Браун много занимался преподавательской работой в различных учебных заведениях, среди которых были Александровский лицей, Николаевский сиротский институт, училище св. Екатерины, гимназия М.Н. Стоюниной и др. Он считался одним из лучших специалистов по немецкому языку в Петербурге, к нему часто обращались государственные и судебные инстанции в связи с необходимостью абсолютно точных переводов документов.
Активная преподавательская деятельность не мешала ему вести серьезную научную работу. Заинтересовавшись вопросом крымских готах, Ф.А. Браун выпустил небольшую книжку на эту тему на немецком языке, которая стала его первой научной работой. Не ограничившись изучением немногочисленных письменных источников о готах, в 1890 году Браун обращается в Императорскую археологическую комиссию с запиской о необходимости поисков следов готов в Северном Причерноморье.
Русское археологическое общество поддержало его ходатайство и просило разрешить изыскания в Мариупольском округе и горном Крыму для изучения православного татарского населения, «в которых г. Браун предполагает потомков готов». Археологическая комиссия выделила на эту поездку 300 рублей. Первоначально Браун занялся поисками следов готского языка в окрестностях Мариуполя, куда переселилась в 1778 году часть греческого и татарского населения Крыма, но не обнаружил ни одного слова, которое можно было бы связать с готами. Зато ученому бросилось в глаза различие между двумя этническими типами местного населения, в одном из которых он увидел «готский тип».
Не получив от этнографии и лингвистики ожидаемых результатов, Ф.А.Браун пришел к выводу, что остается «один только путь – археологические разыскания в самой Крымской Гори». Изначально планировалось провести раскопки на Мангупе, в Сюйрени, в деревне Бия-сала и Партените, но за недостатком времени и средств пришлось ограничиться только Мангупом. Поселившись прямо на городище в одной из пещер, Браун в течение 28 дней вел там раскопки. Отчет об этих исследованиях был представлен в Археологическую комиссию и позднее с некоторыми сокращениями опубликован в ее издании.
Отметив деление хорошо укрепленного поселения на три части: цитадель, средний и нижний город, – исследователь попытался начать раскопки во всех трех частях с целью установления исторической планиграфии города. В цитадели он открыл фундамент восьмигранной церкви, в средней части города вскрыл 12 погребений. В нижней части, начав раскопки большого холма, Браун обнаружил остатки большой базилики, которые интерпретировал как ограду кладбища и кладбищенскую церковь, окруженную склепами.
Современные исследователи Мангупской базилики, опираясь на отзывы А.Л. Бертье-Делагарда и Р.Х. Лепера, считают эти полевые исследования Ф.А. Брауна крайне несовершенными и плохо документированными. Тем не менее А.Г. Герцен полагает, что с раскопок Ф.А. Брауна начинался новый этап изучения оборонительных сооружений Мангупа. Это был первый опыт полевых археологических работ Ф.А. Брауна, который до 1890 года самостоятельных раскопок никогда не производил.
К отчету исследователя были приложены план восьмиугольной церкви, рисунки найденных вещей и 19 фотоснимков. В то время фотография еще только начинала использоваться для археологической фиксации, и полевые отчеты очень редко сопровождались фотоснимками. В ходе раскопок была сделаны важные находки – две надписи, одна из которых содержала упоминание названия крепости Феодоро, являвшейся столицей одноименного средневекового княжества, что давало веские доводы, для того чтобы локализовать ее на Мангупе.
Немногочисленные находки в виде пяти наконечников стрел были переданы в Артиллерийский музей, а обломок железного стремени, шпоры, фрагменты надписей, архитектурных деталей и фресок – в музей Таврической ученой архивной комиссии.
Следующий эпизод археологической деятельности Федора Александровича Брауна тоже связан с поисками готов в Восточной Европе, но происходил он не в Северном Причерноморье, а в Прибалтике. В июне 1892 года он обратился в Археологическую комиссию с заявлением, в котором предложил новые раскопки Альт-Раденского могильника на территории усадьбы Утинг в Баусском уезде Курляндской губернии. Могильник был открыт в 1886 году, и по поручению Археологической комиссии там были проведены раскопки, в ходе которых были открыты погребения с богатым инвентарем. Эти находки заинтересовали известного шведского археолога Оскара Монтелиуса, предположившего их принадлежность племенам готов или вандалов и датировавшего их первыми веками н. э.
Ф.А. Браун склонялся к более поздней датировке могильника VII–X вв. и полагал необходимыми новые раскопки на неисследованной части луга на берегу Немана, чтобы «восполнить пробел, оставленный при прежних работах: а именно точно констатировать расположение могил, способ погребения и т. д.». Комиссия отпустила 150 руб., и в ходе проведенных раскопок Браун обнаружил три погребения с шейными бронзовыми гривнами, булавками, фибулами, железными кинжалами.
Активные поиски археологических следов готов привели к тому, что, как записала в 1894 году в своем дневнике Н.Н. Шамонина, жена историка С.Ф. Платонова, академик В.Г. Васильевский окрестил Брауна «Готокопом». В 1896 году в Археологической комиссии освободилась должность штатного члена, так как В.Г. Дружинин перешел в Археографическую комиссию, и с 1 декабря этого года Ф.А. Браун стал штатным членом Императорской археологической комиссии с «оставлением в занимаемой должности» приватдоцента и лектора Петербургского университета.
Согласно распределения обязанностей, каждый член комиссии заведовал своим районом. В «зону ответственности» Брауна входила огромная территория от 55-й широты до Черного моря, Северного Кавказа и Каспия. Крымский полуостров, естественно, тоже подлежал его ведению и в конце 1890-х годов Брауну приходилось докладывать на заседаниях комиссии о текущей реставрации Бахчисарайского дворца, крепости Алустон, осматривать раскопки Херсонеса. Директор Керченского музея К.Е. Думберг и заведующий Херсонескими раскопками К.К. Косцюшко-Валюжинич в научном отношении должны были починяться ему.
В 1897 г. вице-губернатор Екатеринославской губернии сообщил в Археологическую комиссию о том, что крестьяне с. Бородаевки начали раскопки кургана, находящегося в Острой балке Днепровокаменской дачи. Комиссия поручила Ф.А. Брауну осмотреть этот курган, произвести его раскопки и, «если найдет нужным», раскопки ближайших от него курганов; также осмотреть раскопки Херсонеса, посетить Керчь и Старый Крым.
При осмотре курган показался Ф.А. Брауну естественным холмом, возникшим вследствие обвала значительной глыбы земли с крутого южного склона балки. Остальное время он провел на раскопках Херсонеса и Керчи и даже съездил на Таманский полуостров для смотра памятников в окрестностях Сенной.
Наиболее ярким эпизодом недолгой службы Ф.А. Брауна в Археологической комиссии стали раскопки курганов в Таврической губернии летом 1898 года. Комиссия, выделив 1800 руб., послала Ф.А. Брауна для раскопок «перспективных» курганов. Ф.А. Браун исследовал четыре насыпи у с. Нижние и Верхние Серагозы, в которых были обнаружены погребения различных эпох, начиная с бронзового века, и два крупных кургана в окрестностях с. Большая Белозерка.
Первый содержал около двадцати погребений, второй, имеющий высоту более 5 метров, именовался местными жителями Чмыревой могилой. Центральное погребение оказалось полностью разграбленным и почти уничтоженным. Боковая катакомба, в которую была пробита тринадцатиметровая грабительская мина, тоже была ограблена. Тем не менее просеивание через грохот ее заполнения дало свои результаты – были найдены золотые бляшки, в том числе с изображениями борющихся скифов и крылатых зверей; золотая пронизка и бусина; бронзовые наконечники стрел; остатки железного доспеха. Главным открытием стало захоронение десяти коней с богатым убором. Браун подробно описал каждый конский убор.
В отчете, который позднее был опубликован с небольшими сокращениями, содержались планы расположения погребений в курганах, планы и разрезы погребальных камер, рисунки и фотографии находок. По сравнению с отчетом о раскопках на Мангупе, явно видно, как исследователь приобретал опыт полевых работ и совершенствовал методы раскопок и фиксации.
14 февраля 1900 года Ф.А. Браун подал рапорт председателю Археологической комиссии графу А.А. Бобринскому с просьбой об увольнении от должности штатного члена комиссии, мотивируя это желанием сосредоточиться на продолжении научных работ, «требующих усиленного труда и значительной затраты времени». Ввиду защиты диссертации Браун получил в начале августа 1900 года вместе с обязанностями секретаря историко-филологического факультета. Хотя он остался внештатным сотрудником Археологической комиссии.
Ф.А. Браун активно участвовал в научной работе Русского археологического общества. В 1898 году на его общем собрании он выступил с докладом о раскопках Чмыревой могилы, а в заседании Отделения русской и славянской археологии сделал доклад «Устье Дуная по Птолемею». В последующие годы он в заседаниях этого отделения сделал еще семь докладов, посвященных тематике варяжско-славянских контактов и новых находок рунических надписей.
В начале XX столетия от продолжения готской тематики Ф.А. Брауна отвлекло поручение Академии наук подготовить план издания скандинавских источников по истории Древней Руси. В ходе этой работы Браун собрал и проанализировал исландские саги, содержащие сюжеты, которые были связаны с Русью. Кроме саг, его особое внимание привлекли памятники рунической письменности, и во время трех поездок по Швеции он обследовал более 80 камней и стел, содержащих руны. Эти труды Ф.А. Брауна способствовали дальнейшему плодотворному изучению этой группы источников, которое было продолжено его учениками – К.Ф. Тиандером, В.А. Бримом, Е.А. Рыдзевской.
В 1905 году после частичного восстановления автономии университета Ф.А. Браун был избран деканом историко-филологического факультета, сменив на этом посту более консервативного и умеренного С.Ф. Платонова. В качестве декана он выступал за расширение университетской автономии и, в частности, за предоставление младшим преподавателям права участия в работе университетского Совета. Уже в 1906 году Ф.А. Браун был избран проректором университета. Должность проректора была недавно учреждена взамен поста инспектора студентов, и таким образом Браун должен был заниматься всеми вопросами, связанными со студенческими делами, а также замещать ректора в его отсутствие.
На посту проректора Браун сумел снискать уважение коллег и «своим дружески чутким отношением, исключительной отзывчивостью к студенческим нуждам и интересам всеобщие симпатии и любовь со стороны петербургского студенчества». О большой популярности его среди студентов говорит и тот факт, что на чествование Ф.А. Брауна по случаю 25-летия преподавательской деятельности в 1913 году собралось около двух тысяч студентов. Однако в августе 1908 году он был вынужден отказаться от высокооплачиваемой должности проректора в знак протеста против наступления министерства народного просвещения на права университетского Совета и органы студенческого представительства и самоуправления. В конце того же 1908 года Браун опять был избран деканом историко-филологического факультета.
В 1918 года Браун сложил с себя полномочия декана, так как был избран директором Историко-филологического института, вскоре переименованного в Педагогический институт, но продолжал читать лекции в университете. Также он продолжал работу в Археологической комиссии, которая была в 1919 году преобразована в Российскую академию истории материальной культуры, где он возглавлял комиссию по исторической географии.
Н.Н. Платонова приводит в своем дневнике сведения, что в начале сентября 1919 году Ф.А. Браун был арестован вместе с другими видными членами партии кадетов: С.Ф. Ольденбургом, Д.Д. Гриммом. Но если это сообщение и соответствовало действительности, то долго в заключении он не пробыл. В марте 1920 году Ф.А. Браун, получив командировку от Петроградского университета, уезжает в Германию для научной работы и лечения. Там Браун принял предложение Лейпцигского университета прочесть курс лекций по германским древностям. В последующие два года Лейпцигский университет удостоил Брауна степени доктора философии и избрал профессором.
Несмотря на это, в его письмах в Петроград начала 1920-х годов все время звучали мотивы возвращения:
Тоска по близким людям и родным местам растет, несмотря на привольное житье здесь по сравнению с жизнью в Питере. <…> Стараюсь не терять связь, чтобы иметь возможность вернуться, как только смогу.
За границей Федор Александрович Браун оказался одним из немногих ученых, который первоначально выступил сторонником яфетической теории Н.Я. Марра (о языковом единстве первоначального населения всего Средиземноморья). Но когда он к 1925 году окончательно убедился в том, что Марр вместо строгой научной теории конструирует систему априорных постулатов, их дальнейшие пути совершенно разошлись. В 1923–1925 годах Ф.А. Браун вместе с М. Горьким участвовал в издании выходящего в Берлине научно-литературного журнала «Беседа». Осенью 1926 года он возглавил кафедру и институт истории Восточной Европы при Лейпцигском университете.
С декабря 1928 года центральной темой переписки Ф.А. Брауна и С.Ф. Платонова становятся раскопки на Мангупе и Эски-Кермене и проект организации совместной советско-германской экспедиции в Крым для их продолжения. Сам этот проект, остался по большей части не реализованным. Ф.А. Браун, прежде всего, он сообщает:
…производство раскопок в стране Крымских готов – давняя мечта некоторых научных кругов Берлина. Несколько лет тому назад тут узнал, что во время оккупации Украины немецкими войсками в 1917–18 годах, серьезно думали осуществить этот план: заинтересовали в нем главнокомандующего там фельдмаршала Эйхгорна, назначили в Берлине даже уже комиссию из трех лиц, и все (между прочим и средства) было готово к отправке ее туда. Убийство Эйхгорна помешало тому, и дальнейшие быстро и бурно прошедшие события заставили немецкое правительство отказаться от плана. <…> я бы очень просил Вас, дорогой Сергей Федорович, держать меня в курсе этого дела, памятуя, что крымские готы – моя первая научная любовь...
Вскоре у Брауна появляется идея самому принять участие в этих работах, он начинает мечтать
...о жизни в крымских горах, когда-то мною исхоженных, да и о возможности подышать воздухом если и не вполне родным русским, то хотя бы полуродным крымским. Как было бы чудно, например, если бы Академия послала туда Вас “обер-комиссаром” для общего наблюдения за ходом работ, а меня послала бы Германия в той же роли, и мы бы с Вами составили бы коллегию суперарбитров для решения спорных вопросов и примирения интересов обеих участвующих сторон.
В последующее месяцы Ф.А. Браун активно включается в разработку планов экспедиции, даже прикидывает ее штатный состав. Немалые опасения у него вызывало вмешательство в дело Государственной академии истории материальной культуры и лично ее председателя Н.Я. Марра, которые отрицательно отнеслись к идее совместной экспедиции. О своем старом знакомом и коллеге Браун пишет теперь не без скепсиса:
С ним всегда было трудно, а за последние годы с ним что-то произошло, что усиливает эту трудность. Теперь, вероятно, и готы уже не готы, а перегибы, как Русь и варяги. А кто придумал словечко “маразм”? Остро и умно!.
В итоге из-за финансовых проблем и инфляции, вызванной началом кризиса в Германии, в сентябре 1929 года в Крым поехали только трое немцев: фрейбургский профессор археологии И. Зауер, руководитель восточноевропейского семинара Гамбургского университета Р. Саломан и сотрудник музея народоведения в Берлине Г. Финдейзен – и то не для раскопок, а только краткого знакомства с памятниками. Ф.А. Браун в последующих письмах дает им характеристики и сообщает, что профессор И. Зауер остался очень доволен посещением крымских раскопок и будет настаивать на немецком участии в следующем году. Также Браун просил Платонова прислать ему подробную карту Крыма. Эта просьба, как и многие другие места в письмах, была подчеркнута красным карандашом чекистов. А вскоре она станет одним из пунктов обвинения С.Ф. Платонову, арестованному в ночь на 12 января 1930 г. Следователи обвиняли его в связи с германской разведкой, в частности в передаче ей «секретных» карт Крыма, купленных в обычном магазине.
После этих трагических событий связи Ф.А. Брауна с советскими учеными обрываются, хотя он продолжал числиться еще и в 1930 году в печатных списках АН СССР, а официального постановления об его исключении из Академии принято так и не было. Сведения о жизни Ф.А. Брауна после 1932 года, когда осенью он вышел в отставку по возрасту, очень скудны. Известно, что еще до конца летнего семестра 1933 года он продолжал вести занятия в Лейпцигском университете, хотя после прихода к власти нацистов происходит переориентация кафедры и института на изучение Юго-Восточной Европы.
Можно только догадываться, что мог думать и переживать при установившемся в Германии гитлеровском режиме, ученый, большая часть жизни которого прошла в России, в Петербурге, вся научная деятельность которого была посвящена теме германо-славянских контактов. Немецкие источники приводят сведения, что из-за своей принадлежности к АН СССР Ф.А. Браун в 1937 году даже попал в поле зрения тайной политической полиции – гестапо. Умер Федор Александрович Браун в Лейпциге в разгар Второй мировой войны 14 июня 1942 г., не дожив немногим более месяца до своего 80-летнего юбилея. В СССР по понятным причинам его смерть прошла незамеченной. Приемный сын ученого – Максимилиан Браун (1903–1984) продолжил традиции отца и стал профессором славянской филологии в Геттингенском университете.
