История крымской археологии насчитывает уже более двух столетий, а людей, занимавшихся исследованием крымских древностей невероятное множество. Один из них, Кирилл Родионович Бегичев – человек, стоявший у истоков не только боспорской, но и российской археологии в целом. Имя его среди современных исследователей отнюдь не забыто, однако, к огромному сожалению, мы знаем об этом человеке чрезвычайно мало. Не сохранилось ни единого портретного изображения, которое можно было бы уверенно с ним связать, правда, в деле, хранящемся в Отделе рукописей Российской национальной библиотеки и содержащем большое число документов, связанных с его профессиональной деятельностью, имеется фотография мужчины, к сожалению, не аннотированная. Фотография относится к концу 1850-х – началу 1860-х гг., и очень может быть, что на ней изображён именно К.Р. Бегичев.
Год рождения будущего археолога приходится на 1819 г. Кирилл Бегичев происходил из дворян Могилевкой губернии. Совсем в юном возрасте, 13 февраля 1835 г. он был принят в Дворянский полк для «научения порядка военной службы». В этом полку К.Р. Бегичев дослужился до унтер-офицера, и 5 мая 1837 г. был произведен в прапорщики. Затем 27 июля этого года он был определен в Минский пехотный полк и прибыл в него 5 октября. Здесь «для испытания по службе» молодой офицер был прикомандирован к Первому Учебному Карабинерному полку и переведен в него 29 декабря 1838 г. Дослужившись до чина поручика, он 3 мая 1843 г. был переведен в Виленский егерский полк. Во время службы в январе 1844 г. он впервые посетил Крым, приняв участие в походе из города Севастополя на Кавказ для усиления Отдельного Кавказского корпуса. Путь проходил и через г. Керчь.
После довольно продолжительной военной службы К.Р. Бегичев пришел к занятиям археологией. В 1846 г. штабс-капитан К.Р. Бегичев оставил службу. Данная ему краткая характеристика сообщает:
Российской грамоте читать и писать умеет, закон Божий, геометрию, арифметику, правила строевой гарнизонной и лагерной службы, главные правила тактики и малой войны, полевую фортификацию, законоведение и гимнастику знает. В штрафе по суду и без суда не был. Высочайшим замечаниям и выговорам не подвергался. … Жалобам не подвергался. … В неприличном поведении оглашаем и изобличаем не был.
Подготовка была довольно солидной для своего времени, но возникает вопрос, как это всё могло помочь К.Р. Бегичеву в его будущих занятиях археологией? Более того, что могло стать причиной резкой перемены в его жизни? Официальной причиной стало «плохое здоровье». Но, с другой стороны, и полевая работа археолога требует хорошего здоровья. Просто было бы признать, что К.Р. Бегичева увлекли памятники классической древности, которые он увидел в Крыму. Возможно также, что в Керчи во время похода на Кавказ произошла встреча К.Р. Бегичева с керченским градоначальником князем З.С. Херхеулидзе и, по всей видимости, керченскими археологами. Без такой встречи и какой-то предварительной договорённости трудно понять, как он решился отправиться в Керчь из Владикавказа, даже не получив отставки.
Другой вопрос связан с тем, что простой армейский офицер был взят на должность скульптора и рисовальщика. Соответствующего образования у К.Р. Бегичева, по всей видимости, не было. Здесь, однако, следует указать на одно важное обстоятельство – старший исследователя, Александр Родионович Бегичев (1816–1894), был достаточно известным художником-пейзажистом. Может быть, от него младший брат усвоил основы работы художника. Во всяком случае, рисунки боспорских древностей, «археологические пейзажи» окрестностей Керчи и пр. у него получались совсем неплохо; есть сведения, что он даже писал портреты. Вероятно, точных причин, если их еще и было несколько, мы уже не узнаем.
Так или иначе, подав заявление об отставке, Кирилл Родионович Бегичев выхлопотал себе четырёхмесячный отпуск и прибыл в г. Керчь, где 10 января 1845 г. по распоряжению З.С. Херхеулидзе был допущен к исполнению должности скульптора и рисовальщика при Керченском музее. Помимо прямых обязанностей, К.Р. Бегичев с 7 марта стал также исполнять обязанности директора музея. Директором Керченского музея древностей тогда был А.Б. Ашик, но он вынужден был часто уезжать в Одессу, поскольку одновременно являлся и директором Одесского музея. Отношения с непосредственным начальником у Кирилла Родионовича Бегичева не сложились.
В мае 1846 г. по распоряжению министра Императорского двора К.Р. Бегичев был командирован в Санкт-Петербург для доставления в Императорский Эрмитаж керченских древностей. Доставленные вещи произвели на императора большое впечатление, и Кирилл Родионович Бегичев «за труды и усердие по части археологии» был награждён бриллиантовым перстнем.
В октябре 1850 г. в Керчи было сделано замечательное открытие – керченский мещанин М.И. Щербина в одном из курганов на Глинище обнаружил мраморную статую мужчины, потом при его участии была найдена и другая, женская. Эти находку приписал себе А.Б. Ашик. Летом 1851 г., когда Л.А. Перовский находился проездом в Керчи, К.Р. Бегичев поведал ему об обстоятельствах этого дела. Стала ли причиной такого поступка личная неприязнь к директору музея, но в 1852 г. А.Б. Ашик со скандалом лишился своего поста. Что касается К.Р. Бегичева, то он с 4 октября 1851 г. был «допущен вновь к исправлению должности директора музеума. Происшедшие перемены, казалось бы, обещали К.Р. Бегичеву существенное продвижение по служебной лестнице.
На нового директора музея было возложено проведение археологических раскопок в окрестностях Керчи и на Таманском полуострове, которые, по заключению петербургского начальства, «производил он с отличным усердием». Граф Л.А. Перовский, принимавший активные меры к организации археологических исследований в России, даже выхлопотал для него подарок из Императорского кабинета – часы стоимостью 315 руб. Если учесть, что годовое жалованье титулярного советника К.Р. Бегичева в то время составляло всего 572 руб. в год, то этот подарок следует признать не просто ценным, а очень ценным.
Для правильного понимания отношений, сложившихся между Л.А. Перовским и К.Р. Бегичевым ни в коем случае не следует упускать из вида, что граф был увлечённым нумизматом, коллекционируя, прежде всего, боспорские монеты (золотые, серебряные и очень хорошие бронзовые), и Кирилл Родионович Бегичев стал добывать для него всё новые и новые находки такого рода, создав целую агентурную сеть, поставлявшую ему редкие монеты. В Отделе рукописей Российской национальной библиотеки хранится неоконченное сочинение Е.Е. Люценко, в нём он писал о Бегичеве как о «главном агенте по приобретении монет для составления босфорской коллекции графа Перовского. Эта коллекция монет Боспора Киммерийского «едва ли не была единственною в Европе».
О работе К.Р. Бегичева в качестве художника в это время мы знаем не очень много. Однако А.Б. Ашик в третьем томе «Воспорского царства» заметил», что рисунки к его книге были исполнены К.Р. Бегичевым, при этом работа оплачивалась из личных средств автора и обошлась ему не дёшево. Позднее он исполнил некоторые рисунки к фундаментальному изданию «Древности Боспора Киммерийского». В 1851 г. Л.А. Перовский посетил район Боспора Киммерийского, осмотрел тамошние памятники древности. К.К. Гёрц отмечал, что в этом году у графа возникла мысль «поручить производство раскопок на Таманском полуострове исправляющему обязанность директора Керченского музея Кириллу Родионовичу Бегичеву, который с начала 1852 г. и приступил к этим работам». Раскопки были начаты ещё в 1851 г., но оказались безуспешными.
В мае 1852 Л.А. Перовский в сопровождении Н.И. Надеждина и А.А. Сибирского вторично посетил Керчь и Тамань. Тогда под его наблюдением были раскопаны два курганы в окрестностях древней Фанагории, в результате чего были открыты весьма любопытные древние гробницы. Непосредственным руководителем этих раскопок был К.Р. Бегичев. Раскопки 1852 г. проходили непросто, и в письме К.Р. Бегичева от 10 июня чувствуется чуть ли не отчаяние:
Положение моё теперь весьма затруднительно: на Тузле ничего не открыто; в Тамани ничего не окончено; на Фонтане ничего не начато.
Вместе с тем, одним из результатов его деятельности стало открытие гробницы с фигурными сосудами. Л.А. Перовский, ставший в 1852 г. министром уделов и управляющим Императорского кабинета, 8 апреля 1853 г. принял постановление «О штате Керченского музеума древностей и о суммах, на содержание его назначенных». 30 марта 1853 г., на должность директора Керченского музея древностей был назначен А.Е. Люценко. Соответственно, К.Р. Бегичев получил должность помощника директора, и первостепенной задачей его профессиональной деятельности стало проведение раскопок на Таманском полуострове. Обязанностей рисовальщика и скульптора с него при этом никто не снимал.
Еще в декабре 1851 г., т.е. ещё до проведения масштабных раскопок на Таманском полуострове, К.Р. Бегичев обратился к Л.А. Перовскому с одной инициативой. Дело в том, что тогда Керчь-Еникальский градоначальник по настоянию К. Бегичева запретил местным татарам добывать камень в курганах без надлежащего на то разрешения от музея. Смысл такого запрета вполне понятен. Татары, однако, этим решением были очень не довольны, и обратились к властям с весьма неожиданной просьбой – позволить им «рыть курганы с целью разыскания в них древностей». Средств на раскопки, естественно, не хватало, и К.Р. Бегичев принял тогда «соломоново решение»:
Я дозволил им раскопку курганов с тем условием, чтобы раскопка была произведена ими в местах им указанных, и, чтобы каждая яма в кургане была как следует окончена. Обещая им за то с моей стороны: за каждую находку из золотых вещей платить стоимость золота по весу, а за другие вещи – давать на магарыч, предоставляя им в то же время право на вывоз камней из курганов, которые будут уже расследованы. Таким образом, теперь работают до 40 человек татар, из коих одни отрывают гробницы, другие собирают камень.
Кирилл Родионович даже доложил в Петербург, что таким образом было открыто более 20 гробниц и 4 катакомбы. Л.А. Перовского, однако, такие успехи керченских археологов не обрадовали, и в письме А.А. Гвоздева от 21 января 1852 г. по этому поводу сказано:
Его Сиятельство изволил заметить, что Вы напрасно дали позволение татарам разрывать курганы, если это разрытие предоставлено им самим без всякого надзора, так как в письме своём Вы не упоминаете, чтобы за ними было наблюдение. Хотя такой способ и обходится дёшево, но зато он не представляет никакого обеспечения к тому, чтобы все находимые предметы были предъявляемы, тем более что назначенная Вам плата за золотые вещи так незначительна, что находчикам гораздо выгоднее сбывать отысканные ими золотые вещи предпочтительно евреям и армянам. Надо платить вдвое против ценности золота.
В 1854 г. началась Крымская война, но на деятельности керченских археологов она поначалу никак не сказалась. Однако весной 1855 г. положение Керчи сделалось не только неблагоприятным для археологических разысканий, но даже не безопасным для самого пребывания в этом городе. Многие экспонаты из музея были эвакуированы в г. Бердянск ещё в апреле 1854 г. Несмотря на опасную ситуацию, в Керчи были предприняты ограниченные раскопки, а основные усилия было решено сосредоточить на Тамани, поскольку положение там казалось безопасней. Чиновники Керченского музея во главе с К.Р. Бегичевым переправились на другую сторону пролива 5 мая 1855 г. и приступили там к раскопкам курганов. Все же вскоре работы пришлось прекратить.
На К.Р. Бегичева было возложено управление музеем и передана вся документация и имевшаяся в музее сумма денег, всего 2307 рублей серебром. Надо признать, что действия отставного штабс-капитана были образцом организованности и дисциплинированности. Он сумел спасти документацию музея и имеющиеся в нём денежные средства и, в конце концов, прибыл к А.Е. Люценко под Екатеринбург. За всё это К.Р. Бегичев получил заслуженную награду – бронзовую медаль на Андреевской ленте в память войны 1853–1856 гг.
После завершения Крымской войны археологические работы в районе Боспора Киммерийского пошли своим чередом сначала под Феодосией, а потом и на берегах пролива. К 1858 г. относятся первые рисунки К.Р. Бегичева, хранящиеся сейчас в Научном архиве ИИМК РАН. Это пейзажная зарисовка местности около речки Мелек-Чесме с обозначением важных археологических памятников, которые там находились. Один из таких памятников – Мелек-Чесменский курган – был раскопан в этом году, в результате чего был открыт ограбленный, но замечательный по своей архитектуре каменный склеп с уступчатым перекрытием. В 1858 г. было сделано одно из важнейших открытий в истории боспорской археологии, связанное с исследованием кургана на Павловском мысу. К.Р. Бегичев сделал зарисовку этой местности, составил планы и разрезы раскопов Второго Павловского кургана.
Вскоре в истории отечественной археологии произошла в высшей степени существенная перемена – 2 февраля 1859 г. была создана Императорская археологическая комиссия, во главе которой был поставлен граф С.Г. Строганов. Керченский музей древностей был включён в структуру этой организации. К.Р. Бегичев при этом был оставлен на должности помощника директора, но за ним по-прежнему сохранялись и обязанности рисовальщика. Теперь Кирилл Родионович уже не проводил самостоятельных исследований на Таманском полуострове, всем этим занимался А.Е. Люценко, а он, конечно, очень нуждался в помощнике, который мог в нужный момент заменить его.
Несмотря на недостаточное жалование, о котором археолог жаловался С.Г. Строганову в письмах, К.Р. Бегичев продолжил свою работу на посту помощника директора. В это время он сделал бесценные зарисовки раскопок курганного некрополя Юз-Оба под Керчью, который в наши дни признаётся некрополем боспорской знати IV в. до н.э. Эти раскопки были начаты ещё в 1858 г., но особой масштабностью отличались в 1859 г. Кирилл Родионович Бегичев на своих рисунках не просто изобразил местность, на которой расположены курганы, но составил весьма содержательное их описание, высказав чрезвычайно важные замечания о структуре курганного могильника. В некоторых курганах Юз-Обы были обнаружены монументальные каменные склепы. Особую известность заслужили склепы с уступчатым перекрытием.
Среди таких памятников, зарисованных К.Р. Бегичевым, – склеп № 47 Шестого кургана. Погребение в этом склепе не было ограблено, и оно датируется в пределах второй половины IV в. до н.э. Конструкция представляет собой одну из самых ранних арок в античном мире. В поисках древних сокровищ А.Е. Люценко предпринял раскопки самого большого кургана окрестностей Керчи – Кара-Обы. Рисунки, составленные К.Р. Бегичевым, позволяют представить и грандиозность этого памятника, и масштаб проведённых на нём исследований. Несмотря на все старания, археологи не открыли здесь никакой, даже ограбленной монументальной гробницы. Кара-Оба остаётся одним из самых загадочных памятников Боспора Киммерийского.
Последним археологическим рисунком К.Р. Бегичева является изображение Острого (Десятого) кургана некрополя Юз-Оба, сделанное им в 1860 г.
Основные исследования этого кургана развернулись уже без него. Между тем, положение Кирилла Родионовича Бегичева становилось всё более и более тяжёлым. А.Е. Люценко, прекрасно понимая это, писал по этому поводу в Санкт-Петербург:
… положение моего помощника, терпящего во всём крайнюю нужду, при возрастающей в Керчи с каждым годом дороговизне на квартиры и все жизненные потребности – сильно огорчает меня. Страдая последнее время опасною грудною болезнию и при всём том исполняя усердно свою обязанность, он лишён средств нанять для себя человека и пригласить доктора; из 560 р. получаемого им в год содержания он платит ныне 200 р. за квартиру, состоящую из двух комнат с конюшнею для помещения лошади. Остальных 360 р. в год едва ли достаточно, чтобы содержать себя и иметь необходимую одежду. Содержание казённой лошади, на которую отпускается 107 р. в год, по нынешним ценам, достигающим, на прим., на овёс до 6 р. четверть, сделалось также обременительным. Пособие, оказанное Вашим Сиятельством моему помощнику, я счёл бы особенною для себя милостию, о которой я и осмеливаюсь ходатайствовать пред Вашим Сиятельством в уважение долговременной и полезной службы г. Бегичева при Керченском музеуме.
В марте 1861 года, когда у К.Р Бегичева стала быстро прогрессировать чахотка, А.Е. Люценко выхлопотал ему 200 руб. материальной помощи, но этих средств могло хватить разве что на оплату квартиры за год, для достойного лечения их явно недоставало. К.Р. Бегичев прожил очень недолгую жизнь, всего 43 года, 17 из которых посвятил служению археологии. Для изучения древностей Боспора Киммерийского он сделал чрезвычайно много. Узнав о смерти археолога, С.Г. Строганов в своём письме А.Е. Люценко от 28 марта 1862 г. отметил:
С истинным сожалением узнал я из донесения Вашего о смерти Бегичева. Археологическая комиссия потеряла в нём усердного и добросовестного чиновника и человека, во многих отношениях полезного для керченских разысканий. Жалею о нём тем более теперь, когда опять настало время для производства раскопок, Вы остались без помощника.
