Артамонов Михаил Илларионович

М.И. Артамонов - советский археолог и историк., основатель советской школы хазароведения, директор Государственного Эрмитажа. Он прочно вошёл в число основоположников российской археологии XX в. М.И. Артамонов всегда был очень сдержанным, строгим, холодноватым и закрытым — этому его научили обстоятельства той эпохи, в которой он жил и работал. Диапазон интересов и знаний М.И. Артамонова был необычайно широк. Его теоретические обобщения в таких направлениях как хазарская, славянская и скифская археология были и остаются актуальными и в наши дни. Круг источников и материалов, использованных исследователем, охватывали обширные территории Восточной Европы и Крыма в частности. Л.С. Клейн писал, что:

серьёзно, пожалуй, Михаил Илларионович не занимался только изучением палеолита.

Все остальные вопросы, встающие перед археологом, — от методики полевых работ до происхождения и расселения индоевропейцев — становились предметами его исследования. Однако особенно пристальное внимание он уделял трём проблемам: истории и искусству скифов, происхождению славян и истории средневековых кочевников. К этим трём направлениям относится подавляющее большинство его работ (книг, статей, докладов, лекций). Именно в этих исследовательских направлениях работали и работают сейчас его ученики и ученики его учеников.

dom-artamonova.jpgМихаил Илларионович Артамонов родился 5 декабря 1898 года в деревне Выголово, под Весьегонском. В возрасте девяти лет он переехал в столицу к отцу. С 1909 по 1913 гг.учился в вечернем Городском четырехклассном училище. По его окончании он, живя уже самостоятельно, два года (1914-1916) служил сначала конторщиком в Санкт-Петербургском обществе страхований и затем счетоводом в Обществе заводчиков и фабрикантов. В 1914-1916 гг. он учится на вечерних Общеобразовательных курсах, готовясь к экзамену на аттестат зрелости, одновременно занимаясь на коммерческих курсах.

М.И. Артамонов начал свой путь в науку сравнительно поздно. Как и многие его сверстники, в 1916 году М.И. Артамонов был мобилизован и отправлен на фронт, а в следующем году началась революция, в которой он на первых порах принял активное участие: в феврале был избран в Совет солдатских депутатов, в октябре назначен секретарём дивизионного комитета Северного фронта, а позже переведён руководителем бывшего Международного банка в Петрограде.

artamonov2.jpgВ 1918 году после тяжелого тифа М.И. Артамонов уехал в г. Красный Холм Тверской губернии, где работал заведующим отдела дошкольного образования, заведующим школой, учителем. Только в 1921 году он вернулся в Петроград и поступил в Археологический институт, который в 1922 году присоединили к университету. Студенту Артамонову очень повезло — его учителями были профессора А.А. Спицын, Н.П. Сычёв, А.А. Миллер, Д.В. Айналов. Семинары и лекции этих замечательных учёных формировали взгляды, целеустремлённую направленность, художественные вкусы будущего археолога.

В 1924 году М.И. Артамонов окончил факультет общественных наук Ленинградского университета (Отделение археологии и истории искусств) и был оставлен ассистентом ЛГУ, а затем переведён в Государственную академию истории материальной культуры (ГАИМК). Через два года М.И. Артамонов поступил в аспирантуру ГАИМК, и тогда же вышла его первая статья «Постройки Краснохолмского района». Казалось бы, начала определяться научная направленность молодого учёного. Это находит подтверждение в том, что в 1929 году — в год окончания аспирантуры — была опубликована ещё одна его статья, посвящённая древнерусскому искусству, а ещё позже, в 1931 году — небольшая книжечка «Миниатюры Кёнигсбергского списка летописи».

Однако эти первые, хотя и очень серьёзные, исследовательские историко-искусствоведческие работы, очевидно, не увлекли археолога. Отлично понимая, что он отстал от коллег своего поколения, М.И. Артамонов с головой погрузился в науку, которой решил посвятить свою жизнь. Именно в эти аспирантские годы он прочёл всё, что было тогда написано европейскими и русскими археологами, объездил с котомкой за плечами музеи почти всех южных городов, полностью зарисовав интересующие его коллекции (а интересы охватывали несколько тысячелетий). Об этих путешествиях и первых одиноких пеших экспедициях он иногда рассказывал, вспоминая обычно комические ситуации, в которые не раз попадал.

Первую самостоятельную экспедицию — разведки на Нижнем Дону — М.И. Артамонов провёл в 1929 году. С тех пор степи и их обитатели (от бронзы до средневековья), этническая история, проблемы сложения и взаимодействия степных культур стали предметами его исследований.

Аресты коллег, в том числе и близких ему по научной проблематике (М.П. Грязнова, С.А. Теплоухова), М.И. Артамонов пережил тяжело; это привело его к ещё большему погружению в науку, к замкнутости и внешней холодной отстраненности. Наконец, период «первичного накопления» завершился выходом в свет «краеугольной», как называют её специалисты, статьи М.И. Артамонова «Совместные погребения в курганах со скорченными и окрашенными костяками» (1934). Она долгие годы имела самый широкий резонанс во всём археологическом мире, сразу выдвинув М.И. Артамонова в ряд ведущих археологов страны. За эту работу ему без защиты диссертации была присвоена кандидатская степень.

Несмотря на то что его первые археологические работы были направлены на исследование и обобщение материалов ранних эпох, в разведках и музейных коллекциях он столкнулся и начал параллельно изучать не менее сложные вопросы, связанные со слабоизвестными памятниками средневековых степных народов, в частности хазар. Проведенные на Нижнем Дону разведки убедили учёного в необходимости раскопок почти уже стёртого с лица земли многочисленными казачьими грабительскими карьерами Левобережнего Цимлянского городища.

В год присуждения ему высокой в то время степени кандидата наук М.И. Артамонов начал раскопки остатков этого исключительно интересного памятника хазарской и древнерусской культуры — Саркела — Белой Вежи (сезоны 1934-1936 гг.). Начался период стремительного подъёма, фундаментом которого были результаты самозабвенного труда прошедшего десятилетия. В 1935 году опубликована книга М.И. Артамонова «Средневековые поселения на Нижнем Дону», не устаревшая до настоящего времени. В ней представлены материалы с ряда обследованных автором памятников, их интерпретация и исторические выводы, опирающиеся на строго выверенные археологические факты.

s4.jpgВскоре появилась ещё одна книга — «Очерки древнейшей истории хазар». Это солидное исследование написано в основном по письменным источникам. Во введении автор признаёт, что не считает себя достаточно подготовленным для исследования лингвистических и литературных источников, но, занимаясь вопросами археологии хазарской эпохи, столкнулся с необходимостью привлечь комплекс источников о хазарах и обратиться к переводам этих источников, многие из которых до него историками почти не использовались. В результате М.И. Артамонов написал книгу, в которой впервые была дана история кочевников европейских степей, объединившихся под властью хазар.

А в это время ГАИМК была преобразована в ИИМК, который стал одним из Институтов АН СССР. В 1938 году директором этого института был назначен крепко вставший на ноги и занявший выбранную им нишу профессор М.И. Артамонов. Обязанности директора института, естественно, отнимали массу времени, тем более что М.И. Артамонов получил вместе с головным институтом его Московское отделение, немногочисленные сотрудники которого были постоянно недовольны своим полусамостоятельным статусом. Вот в этом сложном положении весьма пригодились врождённые и выработанные им качества характера: спокойствие и слегка равнодушная (индифферентная) доброжелательность, которая равно распространялась на всех сотрудников института вне зависимости от места их проживания.

Оказавшись на новом посту, М.И. Артамонов основал серию сборников «Краткие сообщения ИИМК», в которых археологи могли публиковать результаты своих полевых исследований. Основанные в 1936 году Музеем антропологии и этнографии сборники «Советская археология» также перешли в ведение ИИМК, и их редактором стал М.И. Артамонов. «Советскую археологию» значительно разгрузили от мелких заметок о результатах небольших сезонных раскопок, которые начали печататься в «Кратких сообщениях». Наряду с обязательной публикацией материалов в «СА» стали помещать серьёзные обобщающие историко-археологические исследования, что сразу выдвинуло этот сборник на уровень лучших европейских журналов.

В 1940 году была основана ещё одна серия «сборников» — «Материалы и исследования по археологии СССР». В ней археологи получили возможность печатать монографические исследования, публиковать результаты больших полевых работ и открытий. Вышло более полутора сотен этого поистине бесценного издания.

Всё это было много лет спустя, а в 1939 году полный энергии молодой директор ИИМК организовал и возглавил великолепный коллектив российских археологов для написания и подготовки к изданию двух томов планировавшегося в Академии наук многотомного издания «Истории СССР». Первые тома «Истории СССР с древнейших времён до образования древнерусского государства» просто не были бы написаны без археологов, поскольку письменных источников для освещения ранней истории нашей страны не было или было недостаточно.

pers019-1.jpgСроки для выполнения этого громадного труда были даны минимальные, и М.И. Артамонов рассказывал, что работу по редактированию томов он, как правило, выполнял ночами. Им самим было написано восемь больших разделов (в основном о славянах и хазарах), и в десяти он принимал участие в качестве соавтора Б.Б. Пиотровского, С.А. Жебелёва, Б.Е. Деген-Ковалевского и др. Время поджимало, но работа была полностью закончена в срок, и небольшое количество экземпляров макета было отпечатано и разослано для широкого обсуждения по крупным библиотекам и научно-исследовательским институтам.

Но война прервала работу над «Историей СССР» и два практически готовых тома остались макетами. Впрочем, вышедшие во второй половине 1950-х годов под редакцией Б.А. Рыбакова два аналогичных тома во многом полностью повторили макет, который, несмотря на своего богато изданного «двойника», продолжал пользоваться спросом как у специалистов, так и у читающего студенчества.

В 1940 году в «Советской археологии» вышла одна из самых значительных статей М.И. Артамонова, в которой он поставил вопрос о принадлежности салтово-маяцких памятников и материалов культуре Хазарского каганата. Высказанные в ней гипотезы долгое время после её опубликования вызывали раздражённые возражения ряда ученых, но исследователи этой культуры всё более склоняются к тому, что М.И. Артамонов был прав, а гипотезы, высказанные им, примерно на четверть столетия определили своё время.

В качестве руководителя единственного археологического института страны М.И. Артамонов был обязан и считал своим долгом направлять развитие и подводить некоторые итоги в отдельных отраслях науки, начиная с первобытности. Преследуя, очевидно, эту цель, он написал тогда несколько обзорно-проблемных полемических статей. Особенное внимание было уделено славянскому этногенезу, в те годы ещё мало привлекавшему исследователей. Необходимо было развернуть это направление. Сделать это М.И. Артамонову не удалось: помешали, видимо, война и естественная волна патриотизма, залившая Россию. В результате вместо накопления и работы над материалом российские ученые разных специальностей (и в первую очередь археологи) до сих пор решают вопросы этногенеза славян и редко соглашаются друг с другом.

К 1941 году М.И. Артамонов успел подготовить докторскую диссертацию на тему, которой он занимался, судя по отсутствию больших работ по данной тематике, эпизодически. Казалось, что его научные интересы сосредоточены на исследовании раннесредневековых памятников и источников по истории Восточной и Южной Европы. Однако они вовсе не ограничивались средневековьем. Кочевники, проблемы их оседания, образование степных государств изучались им на значительно более информативном материале, в основном археологическом, но с привлечением хорошо известных письменных источников. Диссертация учёного называлась «Скифы». Так полновесно заявила о себе третья проблема, которую разрабатывал исследователь. Скифами и их искусством М.И. Артамонов занимался до конца своей жизни.

Началась война. Ленинград опустел, многие учёные погибли на фронтах и в блокаде, часть была в ссылке. Уцелевшие частью переехали в Москву и в эвакуацию (в Поволжье, на Урал, в Среднюю Азию). Жизнь в ИИМКе замерла, переместившись в Московское отделение, которое в 1943 году официально стало центральным. В Ленинграде осталось отделение (ЛОИИМК). Вернувшись из эвакуации в 1945 году, М.И. Артамонов подал заявление об отставке.

Это событие не помешало научной работе. В войну М.И. Артамонов, как и другие учёные, публиковался мало. Это, конечно, не означало, что он не работал. Об этом свидетельствовали прежде всего около 20 его статей, вышедших в первые послевоенные годы (1945-1948 гг.). Среди них заметное место занимали работы, посвящённые славянскому этногенезу, а также целый корпус статей и рефератов по скифской тематике. Следует признать, что многие поставленные в них проблемы и варианты решений этих проблем или отдельных вопросов в настоящее время находят подтверждение в открываемых археологами в последующие полстолетия материалах.

Наиболее ярким примером, по мнению С.А. Плетневой, является гипотеза о появлении славян в Восточной Европе не ранее середины I тысячелетия н.э., блестяще подтверждённая разведками и раскопками И.П. Русановой и некоторых украинских археологов, обнаруживших на территории первичного проникновения славян в Приднепровье славянские памятники, самая ранняя дата которых V-VI вв. Что касается «скифских» статей, то большая часть их, судя по сноскам в трудах современных скифологов (Д.С. Раевского, Е.В. Черненко и др.), не устарела и в наше время.

В эти же послевоенные годы, освободившись от административной нагрузки, М.И. Артамонов начал большие для того времени стационарные работы в Южной Подолии на скифском Немировском и раннеславянском Григоровском городищах. В то время он совсем отошёл от хазарской тематики. Только в одной статье — «Древний Дербент» — он мимоходом касается савир и хазар, от походов которых Дербент защищал Албанию и другие государства Закавказья.

Вновь резко изменилась направленность научных интересов Михаила Илларионовича Артамонова в сторону Хазарского каганата в 1949 году, когда именно ему было поручено проведение одной из первых новостроечных экспедиций — Волго-Донской. Экспедиция должна была исследовать возможно большее количество памятников, находившихся на землях, которые предназначались под затопление будущим так называемым Цимлянским морем. Стройка снабжала археологов техникой и, главное, рабочей силой, состоявшей из 100 женщин-заключённых и нескольких бандитов-скреперистов, один из которых, как говорили, имел судимостей в целом на 125 лет.

Помимо «исправительно-лагерного контингента» в экспедиции ежегодно работали примерно 100 сотрудников. В основном это была весьма буйная студенческая компания. Но работали студенты самоотверженно. Тон в работе задавал сам М.И. Артамонов, его помощники и старшие сотрудники, которых было совсем немного, поскольку они были рассредоточены по отрядам.

volga-don.jpgГлавные усилия были сконцентрированы на продолжении начатых ещё в середине 1930-х годов раскопках Саркела — Белой Вежи, который оказался почти в центре затопляемой территории. Там же располагались «штаб» экспедиции и основной состав рабочих и сотрудников. Саркел был единственным достоверно хазарским памятником, который, хотя бы поэтому, необходимо было исследовать по возможности полно. Экспедиция работала до ноября 1951 года, а весной 1952 году новое море стало заполняться водой.

Размах раскопок был громадным, а условия жизни и работы — очень тяжёлыми. Однако в экспедиции постоянно чувствовался творческий подъём, без которого там невозможно было существовать. Это настроение создавалось, естественно, руководством экспедиции, и в первую очередь самим М.И. Артамоновым, уделявшим экспедиции много душевных и физических сил. Каждый день он обходил раскопки, замечая успехи и промахи начальников участков (обычно студентов) и раскопов старших сотрудников — А.Л. Якобсона, И.Г. Спасского, В.П. Левенка, Е.Г. Кастанаян и др. По воскресеньям проводились обходы-экскурсии по раскопам.

Докладывали, как правило, начальники участков, что было особенно важно и интересно для начинающих археологов. В конце обхода М.И. Артамонов кратко и чётко подводил итоги сделанному за неделю. Неоднократно за сезон он читал популярные лекции. Но перегрузка М.И. Артамонова была необычной не только из-за «своеобразия» экспедиции и её контингента, за которым бдительно наблюдали штатные и нештатные сотрудники НКВД, но и оттого, что в последний, самый напряжённый год работы экспедиции, (1951) он был назначен директором Эрмитажа. В связи с этим он исчезал из Саркела надолго, и вся тяжесть руководства пала на его заместителей — О.А. Артамонову, А.Д. Столяра и др.

Начался длительный — 13-летний — период его эрмитажного директорства. Интересен отзыв об Артамонове-директоре учёного его поколения и масштаба — Б.Б. Пиотровского:

 «Он имел административный опыт, был доброжелательным. В музее закончились скандалы. Но часто он был безразличен. Занимался скифами и старался предпринять всё, чтобы административная деятельность не мешала его научной работе»

Эрмитаж заметно пополнился при М.И. Артамонове молодёжью — в основном выпускниками ЛГУ и других высших учебных заведений Ленинграда. Кроме того, тогда же начали появляться возвращавшиеся из ссылок и лагерей ученые. Им — людям старшего поколения — нужно было помочь быстрее опубликовать и защитить неоконченные до ареста диссертации, молодёжи также были необходимы публикации для вхождения в большую науку. Поэтому, как в своё время в ИИМКе, М.И. Артамонов начал с организации эрмитажного издательства и учреждения нового издания — «Археологического сборника» под своей редакцией.

Таким образом, создаётся впечатление, что М.И. Артамонов обращал особое внимание на те проблемы, которые нуждались в его активном вмешательстве. Многочисленные менее существенные и текущие дела он препоручал своим очень сильным заместителям — Б.Б. Пиотровскому и В.Ф. Левинсон-Лессингу. Он считал нецелесообразным всем троим учёным заниматься решением ежедневно встающих перед дирекцией Эрмитажа вопросов.

«Когда я заходил к Михаилу Илларионовичу в кабинет, то часто заставал его за научной работой. Даже в суетливой обстановке дирекции Эрмитажа он умел выкраивать время и писать свои научные труды. Это была удивительная способность, мне недоступная», — не без досады писал в своих воспоминаниях Б.Б. Пиотровский.

Работал тогда М.И. Артамонов невероятно много. Он вставал в 6 часов, писал до 8.30, с 9.30 до 17.30 — Эрмитаж и все связанные с ним дела, которые часто затягивались до позднего вечера. Вечерами дома, если удавалось приехать в 18-19 часов, примерно до полуночи он читал выходящую новую периодику и монографии, оппонируемые диссертации и работы своих учеников, принимал некоторых из них, давая чёткие и понятные конкретные замечания и советы, а чаще просто беседуя с учеником по теме, над которой тот работал. Такие беседы не только давали новые знания, но и формировали сознание (научную и жизненную позицию) молодого учёного.

загруженное (1)_0.jpgРезультаты Волго-Донской экспедиции нашли отражение в ряде его больших статей (более 10), вышедших у нас и за рубежом. Под его редакцией были подготовлены к печати и опубликованы три тома «Трудов Волго-Донской экспедиции» и запланированы ещё два, не вышедшие в свет. Зато в эрмитажном издательстве в 1962 году вышла, наконец, фундаментальная книга «История хазар». Этот поистине энциклопедический труд не был «трудом всей его жизни», как принято говорить, подчёркивая значительность сделанной работы. Однако, по собственным словам автора,

«Не менее 25 лет этот труд лежал на моем рабочем столе. Время от времени я возвращался к нему, исправлял, дополнял, перестраивал…» «Очень сожалею, что в изложении мне приходится иногда уклоняться к полемике по некоторым вопросам. Я не имел возможности представить свои объяснения и возражения по этим вопросам в каком-либо ином месте и вынужден поэтому включить их в текст настоящего труда».

Работая по истории и культуре степных народов эпохи средневековья, М.И. Артамонов не оставил и скифскую проблематику. Выходят его большие статьи, наполненные, как всегда, тонкими наблюдениями и смелыми гипотезами, связанными между собой железной артамоновской логикой. Они были посвящены кардинальным вопросам скифской истории: происхождению скифов и их искусства, этногеографии Скифии, некоторым аспектам их религиозных представлений и т.д. После окончания Волго-Донской экспедиции М.И. Артамонов решил продолжать работы в Южной Подолии на скифских и раннеславянских памятниках.

К сожалению, громадная загруженность не позволила ему вести полевые исследования — пришлось отказаться от самого нового и эффективного источника познания, получаемого археологами-полевиками. Правда, в 1954 году М.И. Артамонов ещё раз попытался вернуться к полевым исследованиям, приняв предложение Института археологии Болгарской АН возглавить первую международную экспедицию — Болгаро-Советскую. Раскопки проводились на славяно-праболгарском поселении у с. Попина. Несмотря на прекрасные результаты экспедиции, участвовать и тем более руководить ею М.И. Артамонов не мог: невозможно было отрываться от Эрмитажа на целый месяц.

Проблемы, связанные с этногенезом, постоянно находились в сфере пристального внимания ученого. Это прослеживается во всех его «скифских» статьях, а также в работах, посвящённых славянам, написанным и опубликованным в послевоенное десятилетие. Кажется весьма вероятным, что последняя экспедиция сыграла известную роль в обращении учёного к вопросам тесных контактов и возможного слияния славян с иными этносами.

Во всех своих теоретических или обобщающих статьях Михаил Илларионович Артамонов, как правило, опирался на археологические материалы. Это было характерно как для первой его серьёзной работы о совместных погребениях, так и для работ, написанных в период творческого расцвета (в 1950-1960-е годы). Он был настоящим археологом, пользующимся в первую очередь именно археологическими материалами и источниками и их возможностями при доказательствах тех или иных теоретических обобщений. Этому наряду с требованием широкого историографического охвата исследуемой проблемы он учил и своих учеников.

Ежегодно читая лекции в ЛГУ, М.И. Артамонов внимательно следил за студентами и выбирал среди них способных и, главное, работоспособных ребят. До войны аспирантов у него было немного, из уцелевших от войны осталось только двое: славист И.И. Ляпушкин и скифолог В.Д. Рыбалова. Зато по окончании ее количество аспирантов ежегодно пополнялось как российскими, так и зарубежными молодыми археологами. Таковыми были, в частности С.А. Плетнёва, М.Б. Щукин и др. Наибольшее количество учеников Артамонова занималось ранним средневековьем Восточной Европы, включая раннеславянскую тематику — около 40%, а археологией раннего железного века, в том числе скифо-сарматской, — 30%. Довольно значительная группа специализировалась по древнерусской археологии (примерно 12-13%) и отдалённой от этой тематики тысячелетиями археологии эпохи бронзы (10%).

Интерес М.И. Артамонова к древнему и современному искусству, классике и современной литературе и его знания по этим вопросам всегда влекли к нему молодых и не очень молодых единомышленников. Он много читал, любил стихи (в молодости сам писал и печатался), всегда имел своё мнение о прочитанном и довольно откровенно делился им с собеседниками. Причем существенно, что читал он далеко не только то, что печаталось в наших процензуренных журналах, но и рукописный «Архипелаг ГУЛАГ», и «Реквием», и вышедшего за рубежом «Доктора Жеваго» [так в тексте], и многое другое. Увлечение импрессионистами и современной живописью привело директора Эрмитажа к очевидному и полному разрыву с министром культуры Фурцевой, которая в конце концов, воспользовавшись некоторыми резкими высказываниями М.И. Артамонова в весьма широкой аудитории, открытием в Эрмитаже сначала выставки Пикассо, а затем молодого «рабочего» музея Шемякина, добилась снятия ученого с должности директора. Это произошло в 1964 году.

М.И. Артамонов часто говорил, что Эрмитаж — тяжкий камень на его шее. Но за долгие годы он стал не только привычен, но любим и необходим, так как в него были вложены силы и нервы, его стремление завершить многие начатые в музее дела. Эрмитаж попал в не менее любящие и заботливые руки Б.Б. Пиотровского, и это несколько смягчило удар. Впрочем, М.И. Артамонов никому не давал повода думать, что эта потеря для него болезненна и оскорбительна, поэтому сочувствие ему со стороны многих эрмитажников, друзей и учеников высказывалось сдержанно и предельно деликатно.

0d47ffbe1e68.jpgПочти одновременно с «отставкой» ученого тяжело заболела жена О.А. Артамонова — верный товарищ и помощник во всех его научных и домашних делах. Это, естественно, также привело к значительным изменениям в жизни — многие заботы легли на его плечи.

Однако ученый по-прежнему оставался заведующим кафедрой археологии ЛГУ, профессором, постоянно читающим несколько спецкурсов. В его лекциях, как это было всегда, присутствовали элементы молодой творческой дискуссионности, что придавало им особенную привлекательность для студентов.

У М.И. Артамонова появилась возможность почти без помех заниматься исследовательской научной деятельностью. Характерно, что за оставшиеся ему семь лет жизни он написал 40% всех своих научных трудов: несколько монографий, издававшихся в Москве и Ленинграде, Праге, Париже и Лондоне, статей по самым злободневным проблемам. Многие из них выходили сначала в виде тезисов докладов, прочитанных им на конгрессах, конференциях, симпозиумах и семинарах у нас и за рубежом (в Москве, Тбилиси, Кишинёве, Одессе, Софии, Варшаве, Берлине).

Этот период его деятельности можно назвать «скифским», так как все книги и ряд наиболее значительных статей были посвящены скифскому искусству — публикации произведений скифской эпохи, происхождению скифского искусства, этнической истории скифов, возникновению у них городов и государств, киммерийской проблеме и соотношению киммерийцев и скифов.

artamonov-mi-1898-1972.jpgТак сложилось, что на конференциях в нашей стране, за редкими исключениями, доклады учёного были посвящены скифской тематике, а на международных конгрессах — вопросам раннесредневековой истории славян, русов и степняков, так как сами конгрессы посвящались славянской археологии и, следовательно, проблемы этнических контактов особенно интересовали участников этих конгрессов.

В 1971 г. умерли И.И. Ляпушкин — его самый старый ученик и друг, к которому М.И. Артамонов был искренне привязан, и после мучительной болезни жена. Эти смерти потрясли его. Но и в этой тяжкой ситуации он не позволил себе распуститься и весной 1972 года поехал на очередную археологическую конференцию в Одессу с намерением сделать доклад на скифскую тему и вновь на время переключиться на средневековье. Он планировал поездку в Дагестан, планируя на следующий год организовать большую экспедицию для стационарных раскопок одного из памятников, которые можно связать с хазарами.

Всё кончилось неожиданно. М.И, Артамонов умер утром 31 июля жаркого душного дня, напечатав несколько строк страницы 33 редактируемой им статьи «Первые страницы русской истории в археологическом освещении». У него всегда было не очень здоровое сердце, и постоянные болезненные удары в сочетании с внешним спокойствием и сдержанностью М.И. Артамонова надорвали и буквально разорвали его. Смерть была мгновенной.

М.И. Артамонов, как и многие его современники, прошёл трудный путь, наполненный смертельными опасностями, оскорбительным произволом и надзором за собой, но всегда оставался честным человеком, большим учёным, истинным русским интеллигентом. Таким он остался в памяти всех, кто его знал.

Список литературы
Плетнёва С.А. Михаил Илларионович Артамонов (к 100-летию со дня рождения) // РА. 1998. №4. С. 202-213.
Столяр А. Д. Три поля деятельности М. И. Артамонова / А. Д. Столяр // Санкт-Петербургский университет. 1998. — № 27
Столяр А. Д. Память — богатство историка // Санкт-Петербургский университет. — 2004. — 14 октября.