Храм "Трех Всадников"

   Храм «Трех Всадников» расположен на юго-востоке от городища Эски-Кермен близ с. Холмовка. Свое название храм получил от фрески, где изображены три всадника. Он высечен в отделившейся от основного массива округлой каменной глыбе: в глыбе меньших размеров, стоящей почти вплотную, вырублена ризница (кладовая), вокруг располагался некрополь. Храм имеет два входа, очевидно, прорубленные для прохода паломников. Между входами вдоль стен — высокие скамьи. Освещался храм двумя небольшими окнами. Объект имеет в плане форму трилистника; аспида полукруглая, в верхней части выделяется аркой, опирающейся на каменные столбики. В середине алтаря — вырубка для престола. Сохранилось скальное основание, на котором крепился деревянный иконостас. В полу вырублены две могилы — для взрослого и для ребенка. Эти могилы, видимо, были объектом поклонения. Это подтверждают некоторые детали в устройстве храма: углубления для подсвечников, ниша с крестом над детской могилой. Храм датируется Н.В. Репниковым XIII в., а О.И. Домбровским, на основании фресковой росписи, – XIV в.

   Уже более века историки ведут полемику по вопросу о персонажах, изображенных на фреске в «Храме трех всадников», написанной на северной стене. В плане анализа роспись представляет немало трудностей, в том числе, обусловленных ее сохранностью. По атрибутам, присущим тем или иным персонажам христианской иконописи, исследователи сделали ряд заключений.  Еще в 1911 году А.Л. Бертье-Делагард в своем письме к В.В. Латышеву впервые высказал предположение о том, что в сюжете присутствует лишь один персонаж, а именно – великомученик Георгий, но изображен он в трех разных ипостасях.

   Впоследствии эта гипотеза как опровергалась исследователями, так и обретала новых приверженцев. В частности, О.И. Домбровский подверг предположение критике ввиду нарушения так называемого «нумерологического тождества». Согласно нормам тождества, один персонаж может появиться в сюжете росписи несколько раз, но при этом автор должен придать ему однотипный образ. В данном же случае трое персонажей изображены в разной манере, облачены в отличную одежду, не имеют сходства в очертаниях лиц, сидят в разных седлах, на конях различной масти и т.д. Домбровский в свою очередь видел здесь изображение Георгия и двух местных святых воинов, погибших в боях против захватчиков.  Н.Л. Эрнст склонялся к тому, что это два Феодора и Георгий.

   Второе дыхание получила версия о тройственности Георгия в работе О.И. Овчинниковой. В своем заключении она исходила из того, что первый всадник (слева) является великомучеником Георгием. Это подтверждает отрок, сидящий с ним на коне. Центральный персонаж пронзает копьем змея – типичный сюжет, изображающий святого. Наконец третий всадник чертами и мастью коня повторяет первого. Таким образом, роспись, заключает исследователь, изображает три разных эпизода из жизни великомученика Георгия.

   После публикации выводов И.О. Овчинниковой наиболее острые споры разгорелись вокруг малоприметного персонажа, сидящего рядом с первым всадником. Легенда о спасении святым Георгием инока, попавшего в рабство общеизвестна. Однако традиции иконописи предполагают изображение спасенного с винным сосудом, так как в рабстве он исполнял роль виночерпия. В изображении «Храма трех всадников» как раз этот атрибут и отсутствует, что дало почву для предположений о другом происхождении второго всадника. Уже упомянутый О.И. Домобровский в этом отношении писал:

«Фигурка мальчика без нимба на одном коне со святым-воином встречается в иконописи редко. Она появляется в разное время, но только в эпоху зрелого средневековья, во всяком случае, не ранее XII—XIII вв. Такая деталь почти никогда не имеет отношения к деяниям самого святого. Мальчик, сидящий за его спиной и держащийся за луку седла — просто паж, фигура довольно обычная во всей средневековой Европе. Присутствие такого пажа на иконе означает принадлежность данного святого воина к рыцарскому сословию».

При этом он ссылался на то, что Н.В. Покровский усматривает пажа в одном из персонажей несколько более поздней иконы Георгия Победоносца, хранящейся в Русском музее.

   Много позже другой исследователь Э.М. Корхмазян высказала предположение, что эта гипотеза О.И. Домбровского явилась «следствием того, что в русской житийной литературе отсутствует сказание о святом воине Сергии (Саргисе) и его сыне Мартиросе», принявших мученическую смерть при Юлиане Отступнике. Святой Саргис изображается в виде всадника со своим сыном, сидящим позади него на крупе лошади. Но отсутствие подтверждений о сколько-нибудь значительной армянской общине, тем более приверженцев Армянской автокефальной церкви, не дает этому утверждению возможностей выдержать критику.

   Весомый вклад в интерпретацию фрески внесли А.В. Мальгин и М.Р. Мальгина, высказавшие очень важное утверждение:

 

«Попытки истолкования смысла изображения основывались на одном ошибочном предположении, а именно — в сидящей на крупе коня позади святого фигурке видели мальчика, отрока-оруженосца, что существенно затрудняло поиски агиографического источника изображения. В действительности же перед нами, несомненно, изображение взрослого человека, фигура которого в соответствии с каноном просто меньше фигуры святого по размеру»

   Иной подход в анализе избрал исследователь Н.В. Днепровский. Он указал, что роспись храма «Трех Всадников» не может быть правильно понята вне общего контекста храмового пространства. Если учесть триумфальные позы всадников и то, что изображение первого из них буквально упирается в северную арку алтарной преграды, которая в этой церкви сильно выступает в наос[1], то можно утверждать, что здесь изображено триумфальное вступление процессии мучеников в Царствие Небесное. Они торжественно возвращают богу его чадо (подобно возвращению инока-виночерпия). Самим фактом того, что они уже приняли четвертого товарища, они предстательствуют за него. Все это происходит в преддверии небесных врат, символизируемых аркой алтарной преграды. Именно поэтому на голове четвертого персонажа отсутствует нимб — его там попросту еще не может быть. Поэтому же фреска не могла быть написана в самом алтаре: это означало бы, что усопший уже принят в райские селения.

    Таким образом, заключает Днепровский, мы имеем здесь святых мучеников: первого — иконографически отображенного в типе святого спасителя и «доставляющего» душу усопшего в преддверие райских врат и второго — «нейтрализующего» персонифицированные в образе змея грехи усопшего. Связь этих мучеников с храмом, возможно, к тому же вещественно закреплялась замурованными в алтарный столп частицами их мощей.

    Расположение «четвертого» персонажа и перенос на него смыслового акцента фресковой композиции позволяет отказаться его интерпретации как второстепенного лица и делает его не только главным участником всей фрески, но и причиной ее написания. Более того, это предположение открывает перед будущими исследователями бо́льшую область выбора персонажей-всадников.

    Разногласия среди историков не ограничиваются, однако, самой фреской. Под росписью сохранилась подпись, текст которой выглядит следующим образом:

«Вырублено и расписаны эти святые Христовы для спасения души и отпущения грехов…»

    К сожалению, сейчас на этом надпись обрывается. Поэтому ее содержание зачастую воспринимается искаженно. На литографии из альбома графа А.С. Уварова хорошо видны разрушения надписи, вызванные стекавшей из окна водой, а по подсчетам скрупулезного А.Л. Бертье-Делагарда, «далее еще 1 аршин 12 вершков надписи было, т.е. около 18 букв». «Надпись не оставляет сомнений в вотивном[2] характере фрески и самого храма», пишет О.И.Домбровский. В.В.Латышев полагал, что «в несохранившейся части надписи, без сомнения, было названо имя устроителя храма (или имена устроителей, если их было несколько) и, вероятно, обозначено было время его устройства». Н.Л. Эрнст считал, что «в несохранившемся конце надписи стояло, вероятно, имя донатора[3] и дата». В трактовке А.Ю. Виноградова, «имя дедиканта[4] не сохранилось, но размер лакуны позволяет предположить, что в надписи было указано не только имя вместе со стандартным выражением «раб Божий», но и статус посвятителя». Н.Е. Гайдуков и вовсе считает надпись «эпитафией». Одним словом, недосказанность автора, причиной которой стали природа и время, вероятно уже никогда не будет восполнена.