Киик-Коба. Стоянка

Грот Киик-Коба принадлежит к самым достопримечательным палеолитическим памятникам не только Крыма, но и всей территории бывшего Советского Союза. Стоянка имеет мировую известность. Г. А. Бонч-Осмоловский, открывший грот в 1924 г., произвел в 1924—1926 гг. тщательные его раскопки небольшой полнотой опубликовал все происходящие оттуда материалы. Грот находится на правом берегу р. Зуи, примерно в 25 км к востоку от Симферополя. Он представляет собой открытый на юг и хорошо прогреваемый солнечными лучами неглубокий навес под скалами. Поблизости имеется источник ключевой воды. Такое расположение привлекало к гроту древнепалеолитических людей, местом обитания которых он служил дважды.

В гроте обнаружены два существенно различающихся между собой и перекрывающих друг друга культурных слоя. Нижний слой содержал остатки углей, расколотые кости и кремни. Кости принадлежали волку, гигантскому оленю, антилопе-сайге, лошади, ослу, зайцу и песцу. Кремневые орудия чрезвычайно грубы и примитивны. Это неправильные, слегка оббитые по краю или у острия осколки, в большинстве своем приспособленные для резания. Они аморфны. Устойчивые формы среди них отсутствуют. Ретушь, которой они обработаны по краям, грубая, неравномерная. Характерной их особенностью являются очень малые размеры (длина до 4 см), связанные с тем, что обитатели грота не имели в своем распоряжении крупных желваков кремня и принуждены были крайне экономно обращаться с сырым материалом. По вариантам (путям развития) мустьерской техники нижний культурный слой Киик-Кобы ближе всего напоминает тейяк.

Верхний, более поздний, культурный слой Киик-Кобы отделен от нижнего прослойкой, почти не содержавшей культурных остатков и образовавшейся в тот довольно длительный промежуток времени, когда грот не был заселен людьми. Слой занимает меньшую площадь, чем нижний, и на восточном участке резко обрывается. Вероятно, в этом месте располагалось какое-то постоянное искусственное жилое сооружение (быть может, ветровой заслон), устроенное древними обитателями пещеры. Следует учесть, что в период отложения верхнего культурного слоя климат здесь был холоднее современного. Об этом свидетельствуют находки костей холодолюбивых животных, а также состав пыльцы, происходящей из слоя. Кроме того, грот был открыт постоянно дующим холодным юго-восточным ветрам. Все это и вызвало необходимость в его утеплении. Хотя верхний слой по своей мощности и по количеству обработанных кремней уступает нижнему, в нем найдено в 10 раз больше костей. Они принадлежат мамонту, шерстистому носорогу, зубру, лошади, благородному и гигантскому оленям, пещерной гиене и другим животным. Многие расколоты для добывания костного мозга или же обожжены.

Кремневые орудия резко отличаются от найденных в нижнем слое и напоминают мустье с ашельской традицией. Как указывает Г. А. Бонч-Осмоловский, хаотическое многообразие нижнего слоя сменилось здесь привычными, удобными в работе типами орудий. Можно предполагать, что люди, оставившие верхний слой, не были непосредственными потомками людей, оставивших нижний слой, а принадлежали к разным культурам, разным этническим группам неандертальцев. Тут наблюдается совсем иная картина, чем, скажем, в шести мустьерских слоях Ереванской пещеры, которые все принадлежат к одной и той же культуре. В верхнем слое встречены дисковидные нуклеусы, скребла и остроконечники разных типов. Характерной особенностью является обилие аккуратно обработанных с обеих поверхностей бифасов.

Присутствуют костяные наковальни, отжимники и слегка обработанные кости, возможно использовавшиеся в качестве острий. Налицо остатки нескольких очагов, а также ряд небольших ямок, очевидно выкопанных для сохранения запасов пищи. Внимание исследователей привлекли костные остатки, которые, безусловно, носили на себе следы человеческого труда. Обломок дистального отдела голени дикой лошади из грота Кийк-Коба особенно выделяется среди других аналогичных костей. Известно, что трубчатые кости из Кийк-Коба, как правило, расколоты в целях извлечения костного мозга. Диафизы таких костей всегда раздроблены, а целыми остаются только головки (эпифизы). Экземпляр сохранил часть диафиза в форме шилообразного острия, конец которого обломан. О том, что этот предмет был в употреблении, т. е. служил орудием, свидетельствует не столько форма, сколько поверхность кости острия и остальной кромки расколотого диафиза.

Шилообразная форма могла получиться при раскалывании случайно. Что же касается поверхности кости, особенно на участках разлома, то здесь видны явные следы подправки, характерные для строгания кремнем, и заглаженность от употребления. Обычная для кости шероховатость в разломе отсутствует. Не остается сомнений, что кость служила орудием, преднамеренно изготовленным и находившимся в работе. По структуре кости и заглаженности обломанный конец орудия и его основа совершенно одинаковы. Одинаковой оказалась и толщина их на месте разлома. Но конец не совсем совпадал с основой в стыке торцов. Повидимому, орудие было сломано в процессе раскопок ударом лопаты, и какая-то незначительная промежуточная часть оказалась потерянной. Назначение этого остроконечного орудия не совсем ясно в условиях жизни неандертальского человека, о костяных орудиях которого мы знаем так мало. Равномерная заглаженность рабочей части указывает на мягкий и пластичный объект, который, очевидно, прокалывался орудием. Не исключена возможность, что таким объектом была кожа крупных животных.

Вторым предметом, выделявшимся среди исследуемого материала, был фрагмент костяной чашечки, изготовленной из левой ветви нижней челюсти дикой лошади или дикого осла. По утолщенному краю (ободку) установлены следы обработки каменным орудием, которым были нанесены срезы волнистой формы, с явным намерением выровнять края, придать предмету желаемую форму. Сохранились следы его использования в качестве ступки для растирания, резко выраженные на вогнутой стороне, где стерт поверхностный слой костной ткани, а промежуточная губчатая масса протерта насквозь до нижнего компактного слоя. Частично в левой стороне впадины видны линии круговращательного движения. Что растиралось — сказать пока трудно. Следов краски не обнаружено. Обе находки — из четвертого слоя грота Кийк-Коба.

В течение более полувека вопрос о возрасте обоих культурных слоев Киик-Кобы оживленно обсуждался в археологической литературе. В настоящее время считается общепризнанной принадлежность верхнего слоя к мустьерской эпохе. Нижний слой с его аморфными каменными изделиями, напоминающими тейяк, большинство исследователей относит ко времени, переходному от позднего ашеля к мустье, или же к началу мустье. Наиболее интересная находка был сделана под нижним слоем. Здесь обнаружено неандертальское погребение. В скалистом дне грота его первобытные обитатели выдолбили небольшое углубление длиной около 2.1 м, служившее могильной ямой. При этом были использованы естественные неровности и западины дна грота. По форме могильная яма соответствует очертаниям человеческого тела. Наибольшая глубина и ширина приходятся на месте таза, несколько меньшая — у плеч и головы, с особым углублением для последней. В своей монографии Г. А. Бонч-Осмоловский пишет о погребении из Киик-Кобы:

Это соответствие выражено с такой отчетливостью, что когда после извлечения костей и зачистки ямы в нее лег для примерки один из сотрудников подходящего роста, то он мог лежать только в том положении, в каком находился и — труп. В условиях крайне примитивной техники выдалбливание подобной ямы требовало настолько большой затраты энергии, что углубление ее производилось с максимальной экономией, т. е, только в тех местах, где это было необходимо для захоронения.

К сожалению, погребение впоследствии подверглось сильному разрушению. В своем первоначальном положении на дне могильной ямы сохранились лишь кости правой голени и обеих стоп, Кроме того, на соседних участках обнаружены остатки кисти и один зуб, Остальные кости погибли, однако изучение сохранившихся бесспорно свидетельствует о принадлежности их неандертальскому человеку.

Бонч-Осмоловский показал, что кости кисти киик-кобинца отличаются большой массивностью и шириной; сама кисть была очень широка и груба по своему строению. Рентгенологическое изучение костей выявило изменения в надколеннике, возможно возникшие в результате частого и продолжительного стояния на коленях во время тяжелой работы. На фалангах нескольких пальцев стопы выявлены также изменения — результат травмы или, быть может, обморожения. По сохранившимся в нетронутом состоянии костям можно целиком восстановить положение скелета и трупа. Покойник лежал на правом боку со слегка подогнутыми ногами. Такая поза вообще характерна для мустьерских погребений. Ноги располагались несколько выше головы, что, по-видимому, объясняется трудностью углубления ямы в сплошном и плотном известняке.

Не вполне ясно, с каким из двух слоев Киик-Кобы связано погребение, к какому этапу древнего палеолита оно относится (время, переходное от позднего ашеля к мустье или мустье?). В погребение врезалась яма, вырытая людьми, оставившими верхний слой, и это обстоятельство делает вопрос о культурных напластованиях Киик-Кобы очень сложным и запутанным. В своей монографии о Киик-Кобе Г. А. Бонч-Осмоловский отнес погребение к верхнему культурному слою. В нескольких десятках сантиметров от основного погребения найден скелет ребенка неандертальца в возрасте 5—7 месяцев, лежавшего в могильной яме на левом боку в утробном положении. Кроме черепа и зубов, почти все части скелета уцелели, однако по причине несовершенства метода закрепления костей (для начала ХХ в.) остатки были извлечены с потерями. Выяснить, к какому именно культурному слою относилось детское погребение, было невозможным, так как на участке раскопок верхний и нижний слои не разделялись стерильной прослойкой. Выявить контуры второй могильной ямы также не удалось. Тем не менее после некоторых сомнений Г.А. Бонч-Осмоловский осторожно предположил, что захоронение относилось к верхнему культурному слою.

Открытие на стоянке Киик-Коба стало первой наход- кой костей мустьерского человека не только на террито- рии Крыма и Украины, а всего СССР в целом (если не учитывать утерянные кости человека, найденные Кон- стантином Сергеевичем Мережковским в Качинском навесе в 1879 г., и коренной зуб, обнаруженный Г.А. Бонч-Осмоловским на стоянке Сюрень I.

В дальнейшем кости взрослого неандертальца детально изучались Г.А. Бонч-Осмоловским, а кости ребенка – чешским антропологом Е. Влчеком. Важные дополнения к исследованию этих останков осуществили Дмитрий Герасимович Рохлин и Всеволод Петрович Якимов. Д. Г. Рохлин несколько разойдясь с первоначальным предположением Бонч-Осмоловского о принадлежности скелета мужчине, пришел к выводу, что скелет скорее всего принадлежал женщине средних лет, находившейся в расцвете сил, не обнаруживавшей никаких признаков старения; ей было меньше 40 лет, быть может даже меньше 35лет. Рост ее равнялся 155—159 см. Она не страдала ни одним заболеванием, которое надолго сделало бы ее неработоспособной. Поэтому наиболее вероятным является предположение, что она погибла от какого-то остро протекавшего заболевания, не оставившего никаких следов на сохранившихся костях. Примерный возраст второго киик-кобинца был установлен в пределах 6–8 месяцев. Такие возрастные соотношения похороненных в Киик-Кобе и собственно положение скелетных останков вблизи друг от друга позволили сформулировать гипотезу об их филогенетическом единстве и родстве (мать и ребенок). Сравнительный анализ костей конечностей взрослого неандертальца и ребенка указывал, что последние в основном сохраняли пропорции взрослых, отличаясь от современного ребенка. Описания и интерпретация уникальных антропологических останков из Киик-Кобы было представлено в двух монографиях Г.А. Бонч-Осмоловского, а также в ряде статей и общих трудов антропологического характера. В течение 1926 г. были проведены завершающие работы на стоянке и исследован склон яйлы. Однако останков первобытного человека обнаружено не было. Такую ситуацию Г.А. Бонч-Осмоловский оптимистично объяснял исключительно вопросом времени.